И счастье, – безмолвное, но распирающее счастье.

...

То, что писатель всё чаще становится зверем публичным, – не раз отмеченная тенденция. Впору говорить о постепенном подчинении писательской модели поведения (индивидуализм, самоуглублённость) жестким законам массмедиа (информативность, экстраверсия, массовость). Между тем активное позиционирование художника (в широком смысле) вне пределов собственного творчества (в нашем случае – вне текста) штука не новая. Можно припомнить и грим футуристов, и декадентские богемные нравы, и красный жилет Теофиля Готье, и желтую кофту Маяковского, и много чего еще.

Да и сейчас публичность, а порой и эпатажность московской поэтической жизни лежит на поверхности. Тут тебе и броские наряды (вязаные свитера у Лукомникова, чудо-шляпа у Чемоданова, мини-юбки у Русс, черные очки слепца, яркие пиджаки и значки у дуэта Арс-Пегас, кожаная куртка с шипами и сапоги с заклепками у Арутюнова, подчеркнуто старомодный шейный платок у Лаврентьева), и экстравагантная внешность (характерная мимика Родионова, лысины Емелина и Веденяпина, борода и хвостик Данилы Давыдова), и экзотические аксессуары (трубка, а также берет или турецкая баранья шапка у Штыпеля), акционизм (выходки Светы Литвак, к примеру; одна из последних, мной виденных, – появление в помещении на лыжах и в лыжной шапочке)…

Однако внешность, тембр голоса, одежда поэтов продолжают их творческое «я», нимало не входя в противоречие со стихами. Трансляция стихов голосом (инновация и вместе с тем реставрация древнего синкретизма) во время слэмов, вечеров саунд-поэзии, через YouTube не только возможна, но и удобна. Таким образом поэт на людях сохраняет свое качество поэта, а прозаик (в силу технической трудности голосовой передачи длинных, не ритмизированных и не обыгранных текстов) вынужден примерять дополнительные и не согласованные со статусом роли: общественного деятеля, телеведущего, политика и даже фотомодели.

Попросту говоря, писатель из стана авгуров попадает в категорию таких же celebrity, как актеры, певцы, светские тусовщики с соответствующим набором must-have: собственный стиль (не речевой, разумеется), востребованность в массах и желательно – жизненная концепция, этакая лайт-версия мировоззрения. У такого рода публичности есть серьезная опасность: почти полная редукция творческой деятельности при сохранении светского статуса. Как в случае с почти не танцующей, а только клубящейся балериной Волочковой или композитором Юрием Лозой, перешедшим на создание компиляций из собственных старых хитов, но активно «светящимся», и т. д.

Любопытно, что многие отмечают превращение рублевских дам, бизнесменов, моделей в писателей, но мало кто обращает внимание на обратный процесс: метаморфозы писателей в действующих лиц глянцевого мира. И так, с одной стороны, книга участницы «Дома-2» (а теперь и «писательницы») Ольги Бузовой по версии журнала «Книжный бизнес» называется лучшим проектом года, а брюнетка (а теперь и поэтесса) из «ВиаГры» Надя Грановская выпускает сборник эротических стишков с собственными эротическими же фотографиями.

С другой стороны, молодая писательница из Украины Ирена Карпа (обладательница Гран-при международного конкурса молодых писателей «Гранослов» (1999) и премии “Best Ukranian Awards-2006” в номинации «самая модная писательница», а также, между прочим, жена финалиста премии «Дебют» (2000) Антона Фридлянда) снимается в очень откровенных фотосессиях для журналов “Playboy”, “Penthouse”, “FHM”. А некий детский писатель Постников в погоне за славой в течение восьми лет успевает сняться в двухстах пятидесяти телевизионных ток-шоу, от интеллектуальной «Культурной революции» до сомнительного «Про это».

«Конечно, сегодня писательское поведение не такое, как позавчера. Автор уже не только дух, что витает над страницей. Он становится физическим телом, обретает плоть. Сегодня яичница в бороде и закисшие глаза – это непрофессионально» . Эти слова, оброненные Ольгой Славниковой восемь лет назад, сейчас особенно актуальны. После достижения определенного уровня популярности писатель вынужден выстраивать свой имидж. Причем антиглянцевый имидж рака-отшельника (как у нашего главного постмодерниста Пелевина или американского классика Сэлинджера) тоже адаптируется к законам шоу-бизнеса. Упор делается на загадку, на пролонгацию ожидания появления писателя в свете. Тот же механизм, кстати, использовался продюсером поп-исполнительницы Глюкозы, которая долгое время скрывалась за маской анимационного персонажа.

Таким образом, в точке бифуркации, которой становится наступившая популярность, писатель выбирает себе амплуа. Иными словами, «Бестселлер написан – и как же теперь одеваться? Этот серьезнейший вопрос волнует каждую популярную писательницу» . Из газетной заметки, которая начинается такими словами, мы узнаем, что, став известной, Джоан Роулинг вместо белых джинсов начала носить «шифоновые платья от Alberta Ferretti, сатиновые наряды Prada, лодочки Christian Louboutin и босоножки Jimmy Choo», что с приходом литературного успеха гардероб Ольги Славниковой «заметно пополнился», что у Марии Арбатовой, с тех пор как она сделалась известной телеведущей, «количество светских мероприятий сильно выросло, и ровно половину гардероба начали занимать вечерние наряды» .

Кстати говоря, образ, выбранный писателем, может быть совсем не гламурным, но тем не менее он впишется в глянцевую эстетику. Вот, к примеру, из литературоведческой статьи об Алексее Иванове: «Писатель акцентирует постоянство места жительства в пригороде Перми. В фотопортретах А. Иванова подчеркиваются обыкновенность и бесстильность одежды. Важнейшими составляющими внешнего облика оказываются принципиальная негламурность, лысина со лба, прищуренный взгляд сквозь немодные очки. Сложно говорить о том, какую роль сыграл Иванов в создании этого визуального образа, но частота его тиражирования показывает, что, видимо, он был им поддержан» . Образ à la советский кухонный интеллигент в растянутых штанах, как ни странно, не диссонирует с принятыми визуальными моделями, видимо, в силу входящей в моду псевдосоветскости.

Тем более, что главными жёнпремьерами сегодняшней глянцевой культуры становятся уберсексуалы, хорошо вписывающиеся в традиционную парадигму, то есть модными стали подчеркнуто мужественные, надёжные, знающие себе цену стильные интеллектуалы, пьющие дорогой коньяк и читающие не “Vogue”, а “Economist”. И тут происходит интересный сдвиг: в репрезентативный писательский ряд модной культуры начинают попадать писатели из, казалось бы, совсем другой вселенной – из толстых журналов.

Забудем о писателях-женщинах – они и до этого отлично вписывались в плакатный формат высокого глянца (вспомним отличную фотосессию Веры Павловой для “Gala” с дочерьми или яркие эссе и портреты той же Славниковой в “Harper’s Bazaar”). Другое дело – писатели-мужчины. Трудно представить себе Владимира Маканина или, скажем, Юрия Мамлеева на глянцевом развороте, одетых в брендовую одежду. Дело не в том, что они не «убер» – очень даже «убер». А в том, что в их случае не срабатывает главный постулат глянца: абсолютный позитив, никаких онтологических вопросов, культ дорогой, красивой жизни и – желательно – молодость.