Самолет промчался над животным, и люди едва успели рассмотреть слона, но его образ четко запечатлелся в памяти Шона. Полмиллиона долларов и эти бивни. Шон не раз рисковал жизнью за куда меньшее вознаграждение.

— Может, вернемся и посмотрим еще раз? — предложил Джоб, выворачивая шею, чтобы увидеть оставшегося позади великана.

— Нет, — покачал головой Шон. — Не стоит его беспокоить без нужды. Мы знаем, где его найти, этого достаточно. Летим назад.

— Полмиллиона долларов, которые ты выбрасываешь на ветер, принадлежат мне, — заявила отцу Клодия.

— С чего ты это взяла? — спросил Рикардо. Он лежал на походной койке, одетый лишь в шелковые штаны от пижамы, без рубашки и обуви. Клодия заметила, что волосы на теле отца все еще темны, упруги и густы, только на груди появился островок седины.

— Ведь это мое наследство, — вежливо объяснила она. — Значит, ты профукиваешь мое наследство, папа.

Рикардо усмехнулся. Словно наглый и напористый адвокат, она явилась в его палатку, чтобы возобновить спор, который, как он считал, был закончен еще в столовой за завтраком.

— Я вовсе не собираюсь отдавать все деньги в твое распоряжение. Так что самое меньшее, что ты можешь сделать, это позволить отцу наслаждаться ими сейчас. По результатам последнего аудита, юная леди, и согласно завещанию, вы получите тридцать шесть с хвостиком миллионов долларов, которые перейдут к вам после уплаты всех налогов. Спешу также добавить, что все до последнего гроша вложено в ценные бумаги. Даже самые опытные адвокаты не доберутся до них. Я вовсе не желаю, чтобы деньги, заработанные моим трудом, ты по дурости передала одному из этих своих благотворительных фондов.

— Папа, ты ведь отлично знаешь, что меня интересуют вовсе не деньги. Просто я хочу участвовать вместе с тобой в охоте на слона. Я приехала в Африку, полагая, что буду участвовать во всем. Таковы были условия нашей сделки.

— Повторяю еще раз, тезоро, мое сокровище, — отец называл ее этим детским прозвищем только в порыве нежности или когда бывал до крайности раздражен. — В Мозамбик ты не пойдешь.

— Так ты, значит, отказываешься от своего слова? — с укором спросила отца Клодия.

— Причем без малейших угрызений совести, — уверил ее отец, — как и всегда, когда речь идет о твоем счастье или безопасности.

Она вскочила с парусинового шезлонга и начала кружить по палатке. Отец смотрел на дочь с затаенным удовольствием. Сейчас она скрестила руки на груди и сильно хмурилась, но на гладкой матовой коже не было заметно ни морщинки. Она была страшно похожа на Софи Лорен в юности — его любимую актрису. Наконец Клодия остановилась рядом с койкой и сверху вниз в упор уставилась на отца.

— Ты же знаешь, что я так или иначе всегда добиваюсь чего хочу. Почему бы тебе не облегчить мне задачу и просто не сказать, что я еду с вами?

— Мне очень жаль. Прости, тезоро, но ты с нами не едешь.

— Что ж, — она глубоко вздохнула. — Не хотела я этого делать, но ты просто не оставил мне выбора. Я понимаю, что значит для тебя эта поездка, за что ты готов заплатить такую огромную сумму, но если ты не возьмешь меня, — а я имею право находиться рядом с тобой, более того, это моя обязанность, — то я не пущу и тебя.

Рикардо лишь беззаботно улыбнулся.

— Я расскажу Шону Кортни то, что узнала от доктора Эндрюса.

Одним гибким быстрым движением Рикардо Монтерро вскочил на ноги и схватил дочь за руки.

— Что рассказал тебе доктор Эндрюс? — Его голос, звенящий от напряжения, резал, как бритва.

— Он рассказал, что прошлой осенью в ноябре у тебя обнаружили на руке темное пятно. У этой штуки красивое, словно у девушки, имя — меланома. Ты успел запустить болезнь. Доктор Эндрюс сделал операцию и удалил пятно с кожи, но онколог классифицировал ее как пятую степень, то есть от шести месяцев до года жизни, папа. Вот что я знаю.

Рикардо Монтерро устало опустился на кровать и внезапно ослабшим голосом спросил:

— Когда ты узнала?

— Шесть недель назад. — Клодия села рядом. — Именно поэтому я согласилась лететь с тобой в Африку. Я не хочу покидать тебя ни на один день из тех, что остались. Именно поэтому я и отправлюсь с тобой в Мозамбик.

— Нет. — Он покачал головой. — Я тебе не позволю.

— Тогда я скажу Шону, что болезнь в любой момент может поразить твой мозг.

Ей не стоило вдаваться в эти подробности. Эндрюс очень четко описал различные варианты развития болезни. Если она затронет легкие, наступит смерть от удушья. Если пострадают мозг или нервная система, результатом станет полный паралич или психическое расстройство.

— Ты не сделаешь этого, — сказал отец, качая головой. — Это мое последнее желание, то, что я действительно хочу сделать. Неужели ты лишишь меня этой радости?

— Без малейших угрызений совести, — ответила Клодия его же словами, — если ты лишишь меня права находиться рядом с тобой последние дни твоей жизни. Это обязанность любящей дочери.

— Но я не могу позволить тебе ехать со мной. — Он закрыл лицо ладонями. Этот жест отчаяния вызвал жалость, но Клодия собрала всю решительность, чтобы не поддаться.

— А я не могу позволить тебе умереть одному, — ответила она.

— Ты не понимаешь, как эта поездка важна для меня, как она нужна мне. Последнее, что я хочу сделать на земле. Ты не понимаешь, иначе не останавливала бы меня.

— А я и не останавливаю, — мягко заметила Клодия. — Я очень хочу, чтобы твое желание исполнилось, но только позволь мне быть с тобой.

В этот момент оба почувствовали слабое дрожание воздуха и одновременно посмотрели на небо.

— «Бичкрафт», — пробормотал Рикардо. — Шон возвращается на свой аэродром. — Он взглянул на наручные часы. — Он будет здесь через час.

— И что ты ему скажешь? — спросила Клодия. — Скажешь, что я еду с вами?

— Нет! — бушевал Шон. — Ни черта она не поедет. Забудь об этом, Капо. Она не поедет, и точка, черт подери!

— Я набираю стрелков, — спокойно ответил Рикардо. — Я сказал, она поедет, значит так и будет.

Они стояли рядом с «тойотой». Рикардо и Клодия встретили Шона на въезде в лагерь. Шон глубоко вздохнул и посмотрел на отца и дочь, которые стояли перед ним, одинаково упрямые и несговорчивые.

Он снова собрал всю силу легких, чтобы заорать, но потом с усилием сдержался.

— Сам подумай, Капо. Ты же разумный человек. — Он сбавил тон. — Ты же понимаешь, что это невозможно.

Отец и дочь, объединенные общей целью, по-прежнему молча смотрели на него.

— Там война. Я не могу взять ее.

— Клодия едет с нами.

— Черта с два она едет!