– Вот как? – Мустафа налил чай в тонкостенные стеклянные стаканчики. – Это приятно: сознавать, что и в наше время есть такая любовь… но ведь твоя девушка… ты уверен, что правоверному нужна именно такая жена?

– Она готова идти за мной, куда я скажу, – спокойно ответил Рустем. – Кроме того, господин мой, она очень умна и обладает значительным капиталом. Я правоверный и точно знаю, что буду хорошим мужем и отцом, но умение распоряжаться деньгами – особый талант, которого у меня нет. И я подумал: что дурного, если старшая жена будет вести финансовые дела семьи? Став состоятельным человеком, я смогу взять в свой дом достойную девушку из хорошей семьи, воспитанную в наших традициях. Смогу помогать бедным, как велит Коран. Когда-нибудь… – Рустем вздохнул, – когда-нибудь я даже совершу хадж. Мой дед так мечтал об этом, но он жил в Советском Союзе и это было невозможно.

– Ты, как я вижу, не только достойный, но и разумный молодой человек, – хозяин взглянул на Рустема с новым интересом. – Приятно слышать, что традиции так дороги твоему сердцу…

Некоторое время они пили чай. Рустем сидел с почтительным видом и практически не поднимал глаз, хоть внутри был натянут, как струна. Однако он осторожно подносил к губам стаканчик, делал маленький глоток, ставил стакан на место и рассматривал узор ковра под ногами.

– Я помогу тебе, – подал голос Мустафа. – Мы, правоверные, должны держаться вместе. Завтра в семь вечера будь готов. Бой начнется в восемь. А сегодня вечером ты и твоя девушка будете моими гостями. Ужин за мой счет.

– О, господин мой…

Мустафа поднял руку, останавливая поток возражений и благодарностей.

– Позволь мне оказать гостеприимство человеку, который завтра доставит мне удовольствие своим мужеством и искусством.

Рустем благодарно наклонил голову.

– А теперь по поводу правил, – тем же напевным и неторопливым голосом продолжал хозяин. – Ты ведь понимаешь, друг мой, что это бой без правил и все возможно?

Мири ушла с ужина рано и легла спать. Но ей никак не удавалось прогнать тревожные мысли. Затея Рустема с боем казалась безумной. Если его убьют… что она станет делать дальше? Лучше даже не загадывать. В который раз Мири принялась проклинать «Ярость богов». Чертов камень, и надо же было, чтобы он появился именно сейчас, и будто судьба гонит ее к встрече, которой она предпочла бы избежать. Мири вспомнила рассказ дядюшки, вернее, двоюродного деда. Ему довелось держать камень в руках во время Второй мировой. Старик рассказывал много чего, но кто же его слушал? Что-то про Гиммлера и Анненербе… Ах, если бы она слушала дедушку Айзека! Во время войны, будучи еще юнцом, он ходил в учениках старого Йозефа. Йозеф считался в семье не просто патриархом, но его уважали и даже побаивались за необыкновенный дар: практически не глядя, на ощупь, он мог распознать любой камень. Назвать место его происхождения, цвет, дефекты (включая внутренние!), вес, чистоту и прочие характеристики.

Старый Айзек гостил тогда в доме савты Мириам. Мири приехала к бабушке на каникулы и была торжественно представлена старику. Тот подивился, какая она большая, а затем, поглядывая на бабушку, протянул девочке бархатный мешочек:

– Покажи мне, детка, что ты умеешь.

Мири равнодушно перебирала камни. Она относилась к своим способностям как к чему-то обычному, не подозревая, что другие ювелиры так не могут. Пальчики терли грани камней. Она смотрела в их радужную глубину и сбивчиво говорила:

– Опал… не настоящий. Этот настоящий, но странный. Он как торт, у которого коржи скреплены[6]чем-то. Это аметист, темный и красивый, но внутри пузырьки…

Потом девочка пила чай с сэндвичами, с нетерпением ожидая, пока взрослые наговорятся и можно будет поехать кататься к берегу озера.

– Ты права, Мириам, – кивал лысой головой дедушка Айзек. Его узловатые пальцы ловко подхватывали камни со стола и собирали их в темное нутро мешочка. – Это дар Йозефа вернулся в семью. Странно, что он достался девочке. Но и это лучше, чем ничего, лучше, чем если бы дар просто канул в Лету… Однако ее надо учить… Ну, как знаешь, смотри, чтобы не было поздно. – Старик убрал бархатный мешочек во внутренний карман пиджака. – Вот Йозеф бы удивился. Помню, как он все пытался передать мне свое мастерство, да так ничего и не вышло. Хотел бы я увидеть камни его глазами или глазами этой девочки… Я рассказывал тебе, что однажды видел «Ярость богов»? Тот самый проклятый рубин. Это было во время войны. В мастерскую старого Йозефа в Вене явился некий господин Зиверс. Он обещал хорошо заплатить, если старик съездит взглянуть на некие драгоценности, а потом будет держать язык за зубами. Честно говоря, Йозеф тогда был уже очень стар и почти ослеп, и ехать ему никуда не хотелось. Но когда Зиверс сказал, какие именно драгоценности он должен осмотреть, старик согласился немедленно. Он взял меня с собой, я нес чемоданчик с инструментами и помогал ему идти по лестнице.

Айзек говорил медленно, время от времени отпивая травяной чай из тонкостенной чашечки мейсенского фарфора. Савта Мириам внимательно слушала, а Мири едва сдерживала зевоту. Шелестящий голос старика усыплял, и она почти задремала, пока он рассказывал бабушке свою историю, совершенно не интересную для девочки-подростка, которая понятия не имела о чем речь, а мальчиками и спортом интересовалась больше, чем драгоценными камнями. Гиммлера она представляла себе исключительно по фильму «Семнадцать мгновений весны», из которого посмотрела одну серию, когда сломался модем, и кабельное телевидение целый день не работало.

– Нас посадили в черный автомобиль, – не спеша продолжал Айзек. – Господин Зиверс ехал в другой машине… Сопровождали нас такие молчаливые люди в штатских костюмах, но с военной выправкой. Приехали мы в музей замка Хофбург, и тогда я увидел имперские инсигнии. Да… исключительные вещи там были. Но больше всего меня поразил тот камень, рубин. Йозеф долго не хотел брать его в руки, словно боялся. А потом-то ему было плохо, так плохо, что я опасался за его жизнь… думал, он и не выйдет из этого музея.

– А ты? – с любопытством спросила Мириам. – Как чувствовал себя ты, Айзек, когда смотрел на проклятый камень?

Старик пожевал губами, чашка жалобно звякнула о блюдце. – Уж и не помню… страшновато было.

«Почему он соврал?» – сонно удивилась Мири, но не спросила; не принято уличать старших во лжи.

– А потом нас еще раз вызвал господин Зиверс, – продолжал Айзек. – В тот раз он сказал, что нужно приехать на всякий случай, если важному человеку понадобится расспросить эксперта. Но мы не понадобились…

Старик прикрыл глаза и словно вновь оказался в предвоенной Вене. Их с Йозефом привезли в богатый дом на шикарном черном автомобиле. На улице неподалеку находилось кафе, и так вкусно пахло кофе и корицей, что даже страх перед мрачными провожатыми становился меньше. Йозеф мучительно медленно поднимался по лестнице, отдыхал после каждой ступеньки. Айзек поддерживал его под руку, а сзади маялся то ли охранник, то ли провожатый – здоровый тип с грубым лицом. Они добрались только до площадки второго этажа, когда с улицы послышался шум мотора; еще одна машина затормозила подле здания. И тогда господин Зиверс показался внизу лестницы и крикнул: