его рта это звучит очень унизительно. — Представляешь их реакцию на меня?!

Я понимаю, что в своих словах Громов пересек ту черту, ту точку невозврата, когда уже ничего не возможно отмотать назад.

— А ты со мной просто спишь? — дёргается мой голос.

— При чем здесь это? Я образно сказал, — сжимает зубы Егор.

— Я тебя услышала, — я снимаю перчатки, со злости бросаю их в мыльную воду и выхожу из кухни. От обиды хочется проораться. А потом хорошенько прорыдаться.

— Ты куда? — кричит мне в спину Громов.

— Домой! — отвечаю его же тоном. Что-то я тут засиделась!

— Ань! — слышу за спиной гулкие мужские шаги.

— Даже и не вздумай меня останавливать. Я все равно уйду, — поднимаюсь прямиком в спальню и распахиваю в стороны дверцы шкафа. Достаю оттуда свою пижаму и пальто, в котором приехала сюда.

— Ань, я не хотел тебя обидеть, — за спиной появляется Громов.

— Все так, Егор. Все именно так, как ты описал, — в носу щиплет. Я давлю слезы. От этого слова становятся похожими на карканье. — Мне не на что обижаться. Я просто тут напридумывала себе того, чего на самом деле нет. Вот и все, — беру под мышку свои вещи.

— Прости. Я правда не хотел обидеть, — он останавливается в дверях.

— Все в порядке, — сквозь рвущиеся наружу слезы, выдавливаю из себя я. Просто дай мне пройти.

— Анюта, — мужчина делает шаг вперед.

— Мне надо домой, Егор.

— Не надо, — он делает еще один шаг.

— Я не шлюха, которая будет тебя здесь обслуживать, — качаю головой. И понимаю, что с этими словами внутри все обрывается.

— Да. Ты не шлюха. Ты дура! — срывается Громов и больно, собственнически впечатывается в меня поцелуем.

Его губы, язык, руки. Кажется, они везде. Мы тяжело дышим друг другу в рот. Мои мысли скачут от остроты ситуации и понимания того, что если я сейчас сдамся, то никогда не смогу переломать сложившуюся ситуацию в свою сторону.

— Нет, Громов, — уворачиваюсь я от его поцелуев. Ничего не будет.

Полностью уверенна в том, что он не посмеет дотронуться ко мне, без моего на то согласия.

— На сколько, — переводя дыхание он упирается подбородком в мою макушку.

— Что, на сколько? — пытаюсь привести мысли в порядок.

— Ресторан заказывать на сколько человек? — пальцами он зарывается в мои волосы и прижимает голову к своей груди.

— Ты пойдешь со мной? — поднимаю на него глаза.

— Куда я теперь денусь. С подводной лодки выхода нет.

Егор

Это выбор без выбора. Мозгами я понимаю, что девчонка в какой-то мере манипулирует мной. Но, черт возьми, мне самому это нравится. Мне нравится видеть ее радостной и счастливой. И знать, что причина этому — я.

Конечно, как нормальный мужик я могу настоять и сделать все по-своему. Но какой в этом толк, если она расстроится, а я буду чувствовать себя самым настоящим дерьмом.

Да и ко всему, морально ломать женщин не в моих правилах. Тем более любимых женщин.

Я вообще считаю, что надо быть конченым уродом, чтобы морально нагибать свою бабу. Подстраивать ее под себя. Подчинять. Заставлять. Делать ее зависимой и морально и материально. Делать из нее послушную куклу. Унижать ее.

Никто и никогда не уважал рабов. Зачем тебе женщина рабыня? Зачем тебе та, кого ты не уважаешь?

Ублюдочные особи мужского пола, которые ведут себя со своими женщинами подобным образом, имеют заниженную самооценку и ряд психологических проблем.

Одно дело бодаться с равными и подобными себе. А еще лучше, если противник мощнее тебя. Выше. Больше. Сильнее. Победить и нагнуть его — вот особый кайф. Именно в такие моменты ты чувствуешь себя самцом со свинцовыми яйцами.

А с бабы, что взять? Проиграешь ей — мудак! Выиграешь у нее — дважды мудак!

Мне, как нормальному мужику, нет никакого интереса выезжать за счет наивной девочки, которая в рот мне заглядывает от восторга. Иной раз смотрит так, что душу наизнанку вывернуть перед ней хочется, от одного ее взгляда. Аня даже представить себе не может, насколько я сам зависим от нее морально. Когда ей хорошо один раз, то мне в десятикратном размере.

Да я в последнее время вообще счастливым хожу и как придурок улыбаюсь, просто от того, что она рядом.

И если уж ей так приспичило, чтобы я познакомился с ее семьей, то хрен с ним. Я наступлю себе на горло и пойду с ней в этот чертов ресторан. При необходимости я готов даже при смерти ползти туда. Но только лишь бы ей было хорошо от этого.

Резкий стук в дверь прерывает поток моих мыслей.

— Войдите! — перевожу взгляд на светлую дверь.

— Егор Владимирович, можно? — на пороге кабинета появляется Олег.

— О! Как раз хотел тебя набрать, — закрываю ноутбук и отодвигаю его в сторону. Присаживайся, — указываю рукой на пустующий стул. Что у тебя?

Он медленно проходит по кабинету и садится напротив, а я вижу, что мой безопасник совсем без настроения.

— Я относительно Котова, — говорит он.

— Что с ним? — морально напрягаюсь и достаю из кармана пачку сигарет. Потом вспоминаю, что сегодня с утра решил бросить курить и прячу их обратно.

А что, не такой уж я и старый. Могу в скором времени детей захотеть, а потомство мое должно быть здоровым.

— Не знаю, — парень нервно крутит в руках свой телефон. Он исчез. Мы его почти три дня водили. Все было вроде бы тихо, — тяжко вздыхает он, а я готов взорваться над ним праведным гневом.

— Когда потеряли? В смысле — потеряли? —