Анна сидела немного в стороне от сестры и отчима. В детстве она была совсем худышкой, коленки и локти торчали в стороны, а длинные волосы доходили почти до пояса – длинный золотистый водопад. И она не улыбалась в объектив. Она смотрела в него безо всякого выражения. Ее лицо застыло, глаза не в фокусе – глаза лунатика. Джуд узнал эти глаза – насмотрелся на них в периоды, когда Анна погружалась в монохромный, перевернутый вверх тормашками мир депрессии. Его пронзила боль: неужели она бродила по тому миру с самого детства?

Вторая фотография, меньшая по размеру, была еще хуже. На ней капитан Крэддок Макдермотт позировал рядом с другими офицерами на фоне сухой желтой почвы, все в защитных костюмах с автоматами через плечо. На заднем плане виднеются пальмы и небольшой водоем. Можно подумать, что снимок сделан в Эверглейдах – если бы не защитные костюмы и не пленный вьетнамец.

Пленник стоял позади Крэддока: крепко сложенный мужчина в черной тунике, с бритой головой, широким приятным лицом и спокойными глазами монаха. Джуд узнал его мгновенно: и его он видел во сне. На правой руке Чунга недоставало пальцев – это подтверждало догадку Джуда.

Даже на старом фото плохого качества было видно, что обрубки стянуты черными нитками.

Подпись под фотографией говорила, что вьетнамского пленника зовут Нгуен Чунг, а снимок сделан недалеко от полевого госпиталя в Донг-Таме, где Чунга лечили от ран, полученных в сражениях. Это была почти правда: Чунг обрубил свои пальцы, потому что думал, будто они готовы атаковать его, так что инцидент можно назвать сражением. Насчет дальнейшей судьбы Чунга у Джуда имелось свое мнение. Скорее всего, Крэддок Макдермотт выведал у Чунга все, что тот знал и умел, и отправил вьетнамца в путь по ночной дороге.

В статье не говорилось, нашел ли Макдермотт Роя Хэйеса – бывшего преподавателя и пилота легких самолетов. Однако Джуд не сомневался в успехе поисков, хотя и не имел на то рациональных оснований. Чтобы проверить себя, он сделал еще один запрос в поисковой системе.

Останки Роя Хэйеса предали земле несколькими неделями позднее, но обнаружил их не лично Крэддок, а команда полицейских-подводников – в том месте было слишком глубоко. Но именно Крэддок указал, куда нырять.

Дверь ванной распахнулась, и оттуда вышла Джорджия. Джуд закрыл окно поисковика.

– Чем занимаешься? – поинтересовалась Джорджия.

– Никак не могу получить свою почту, – соврал Джуд. – Не хочешь попробовать? – Она посмотрела на компьютер задумчиво, потом тряхнула головой и наморщила нос.

– Не-а. Не имею ни малейшего желания лезть в сеть. Забавно, да? Обычно меня не оттащить от компьютера.

– Ага, вот видишь – бегство ради спасения жизни не так уж плохо. Очень полезно для укрепления характера.

Джуд опять вытащил ящик из комода и вывалил в него содержимое новой банки собачьего корма.

– Вчера меня от этого запаха тошнило, – заметила Джорджия, – а сегодня утром, наоборот, он возбуждает аппетит.

– Тут неподалеку есть закусочная. Пойдем, прогуляемся.

Он открыл дверь и протянул Джорджии руку. Девушка сидела на краю кровати в потертых черных джинсах, тяжелых черных ботинках и черной безрукавке, свободно висящей на ее худеньком теле. В золотистом луче солнечного света, лившемся в дверной проем, ее кожа выглядела невероятно бледной и тонкой, почти прозрачной. Казалось, легчайшее прикосновение может оставить на ней синяки.

Джорджия посмотрела на собак. Ангус и Бон склонились над ящиком и, почти стукаясь головами, с чавканьем поглощали еду. Джуд заметил, что Джорджия хмурится, проследил за ее взглядом и понял, о чем она думает: они в безопасности, только когда рядом с ними собаки. Но затем она перевела глаза на Джуда, стоящего в луче света, взяла его протянутую руку и позволила поднять ее на ноги. За дверью их встретило утро.

Сам он не боялся. Он чувствовал себя защищенным новой песней. Джуд верил: записав мелодию, он нарисовал вокруг них обоих магический круг, пересечь который покойнику не под силу. Он прогнал привидение – по крайней мере, на некоторое время.

Но когда они пересекали автомобильную парковку держась за руки, чего раньше никогда не делали, – Джуд случайно глянул назад, на окна их номера. Из окна вслед смотрели Ангус и Бон, стоя бок о бок на задних лапах и уперев передние в стекло. На собачьих мордах читалась тревога.

В закусочной было шумно и тесно, пахло свиным салом, пережаренным кофе и сигаретным дымом. Курить разрешалось только в баре, но он располагался сразу при входе. Посетитель у стойки, пока его не усаживали за столик, уже через пять минут ощущал себя как в пепельнице.

Джуд не курил. Даже никогда не пробовал. Это единственная дурная привычка, которой он избежал. Его отец курил. Когда Джуда посылали в город с различными поручениями, он охотно покупал для отца дешевые длинные коробки сигарет, даже если его об этом и не просили. Они оба знали почему. Джуд обычно внимательно наблюдал за тем, как Мартин закуривает сигарету и делает первую затяжку.

– Если бы можно было убить взглядом, я бы уже давно заболел раком, – сказал однажды Мартин сыну без всяких предисловий. Отец провел в воздухе рукой, рисуя сигаретным кончиком круг и щурясь на Джуда сквозь дым. – У меня крепкая конституция. Если хочешь погубить меня табаком, придется подождать. К тому же есть более простые способы.

Мать ничего не сказала, направив все свое внимание на лущение гороха. На ее морщинистом лице отражалась лишь напряженная сосредоточенность. Она казалась глухонемой.

Джуд – тогда еще Джастин – тоже ничего не сказал, лишь продолжал смотреть на отца. Он потерял дар речи, но не от злости, а от шока; как отец прочитал его мысли? Джуд только что прожигал взглядом дряблые складки кожи на шее Мартина Ковзински, яростно желая, чтобы в них поселился рак – комок клеток, цветущих черным цветом; он сожрал бы голос его отца, задушил его дыхание. Мальчик желал этого всем сердцем: пусть Мартин получит рак, и врачи вырежут ему кусок горла. Тогда отец наконец заткнется.

За соседним столиком как раз сидел человек, у которого вырезали кусок горла. Ему, очевидно, сделали искусственную гортань, часть которой – электрический громкоговоритель – мужчина держал в руке. Поднеся хрипящий, потрескивающий прибор к подбородку, он обратился к, официантке (а заодно и ко всем посетителям):

– ЗДЕСЬ ЕСТЬ КОНДИЦИОНЕР? НУ, ТАК ВКЛЮЧИТЕ ЕГО. МЯСО ВАМ ЛЕНЬ КАК СЛЕДУЕТ ПРОЖАРИТЬ, ТАК ЗАЧЕМ ЖЕ ВЫ ХОТИТЕ СВАРИТЬ ТЕХ, КТО ВАМ ПЛАТИТ? ГОСПОДИ ИИСУСЕ. МНЕ ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕМЬ ЛЕТ. – Этот факт, похоже, казался ему столь важным, что после ухода официантки он озвучил его еще раз, на сей раз повернувшись к своей жене – фантастически толстой женщине, не соизволившей оторваться от газеты. – МНЕ ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕМЬ ЛЕТ. ГОСПОДИ. ОНИ СВАРЯТ НАС ВКРУТУЮ.

Мужчина выглядел совсем как старик с известной картины «Американская готика» – вплоть до седых прядей, зачесанных на лысеющую макушку.

– Интересно, какими мы будем в старости, – улыбнулась Джорджия.