— Ты чего орешь? — Василий Павлович гаркнул так, что Лаптев от неожиданности подпрыгнул и сел, мгновенно воскреснув, — а как тут не воскреснуть, если у начальника лицо дергается, словно у контуженного военрука?

— Так а что, Василь Палыч, — забубнил опер — ботинки-то, действительно, — того…

— Того?! — начальник розыска еле сдерживал распиравшие его изнутри эмоции. — Хошь, я тебе со складов ХОЗУ ГУВД сапожищи яловые достану?! Но — с условием постоянной носки!!! И с портянками! Чтобы носки не пахли!!!

— Василь Палыч…

— И галифе и папахой!!!

— Да ладно… Прошью я завтра ботинки… У меня сапожник-айсор свой… Я ж не к тому, чтобы, а просто…

Токарев-старший плюнул с пристоном, развернулся и, как ледокол, пошел в свой кабинет, выкрикивая на ходу:

— У кого исподнее порвалось?! Все ко мне!!!

— Да, Василий Павлович… — выглянул из своего кабинета явно недопонявший призывы начальства Птица.

— Уйди!!! — заверещал Токарев. — Уйди по-хорошему!!!

…Сев в свое кресло, начальник уголовного розыска попытался успокоиться, но попытка не удалась. Тогда Василий Павлович схватил со стола лежавший рядом с лампой мегафон, подаренный ему старшиной РУВД. Старшина знал, что Токарев в сердцах часто орет на подчиненных и срывает голос.

— Товарищи офицеры, немедленно прибыть к непосредственному начальнику! — ухнул в коридор из голубого пластика почти морской (по тембру) приказ. В это время на столе у Токарева зазвонил телефон — таких теперь уже и не сыщешь — с гербом и пометкой «ведение секретных переговоров строго запрещено».

— И? — спокойно и даже отчасти вкрадчиво спросил Василий Павлович, сняв трубку.

— Прогалько тебя волнует… — мембрана завибрировала голосом начальника ОБХСС района.

— Не настолько, как тебе кажется! — среагировал на «волнует» Токарев, но главный «бэх» не обратил на это никакого внимания:

— Мы тут информацию серьезную реализуем… Дал бы мне на обыски четырех хлопцев…

Коллега был нагл, как и большинство «бэхов». Причем, что интересно, — оттого, что их посылали далеко и надолго с такими вот просьбочками — наглость не уменьшилась, а, наоборот, почему-то возрастала.

— Чи-во?! — переспросил Василий Павлович. — Скока-скока хлопцев?! Погодь…

Прогалько ответить не успел, потому что в этот момент в кабинет начали протискиваться опера. Первым они втолкнули Токарева-младшего, которым пытались прикрыться, как щитом. Известный приемчик, не правда ли?

Токарев обвел колючим взглядом лица своих орлов. Орлы состряпали такие лица, как будто их по пустяку оторвали от чтения манускриптов в читальном зале Публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина. И тут Петров (тот самый, по прозвищу Петров-Водкин) добро и густо рыгнул пивом «Золотой колос» — аж легкий ветерок пошел по кабинету. Это стало тем маленьким камешком, который вызывает обвал в горах:

— Прогалько?! Забирай! Четырех, нет… пятерых забирай!!!.

— Добро, — начальник ОБХСС, не рассчитывавший, честно говоря, ни на одного, удивился и сразу же отключился — пока угрозыск не передумал.

— Что?! Поедете на обыска по — ну, оч-чень серьезной разработке! Наверное, продавщица сельпо на обвесе докторской засыпалась! Таперича обыска! И машину дадут! — орал на остолбеневших подчиненных Токарев. — А как Коявина в ванной утопили — так до Киришей не доехать было! Талоны на бензин — в долг брали! И до сих пор — с приветом, Шишкин! Артем — ты тоже, понятым!

— Василий Павлович! — попытался встрять (а зря) Петров. — Да «бэхи» же скоро и нас понятыми брать будут. Совсем распустились…

— Ты-то куда, еб твою мать! Неделю ж назад, как на губу не попал! Сгинь! Все.

Все вышли, предводимые Петровым, который неделю назад действительно крупно проштрафился. Он фотографировался на звание капитана милиции, и довольный, возвращался из ателье в отделение в кителе, рубашке, припогоненный, но — в индийских джинсах. Ну не нашли по размеру форменных брюк — да и зачем они — не в полный же рост у знамени фотографироваться. От фотоателье до отделения — метров сто пятьдесят, однако их хватило, чтобы Петров попался на глаза проезжавшему мимо заместителю начальника управления кадров ГУВД. Разумеется, он Петрова окликнул — тот быстро оценил оперативную обстановку и побежал проходняками. Но зам оказался настырным и с характером — доехал до отделения, где они с Петровым и встретились, но Водкин снова «пошел в бега», переоделся в инспекции по делам несовершеннолетних и ушел в глухой отказ, чем обозлил кадровика уже по-настоящему. Токарев действительно еле отмазал своего подчиненного от больших неприятностей.

Опера с Артемом гуськом потянулись «сдаваться» — на третий этаж — там базировались «бэхи».

— Если не будет служебной машины — не поеду никуда! У меня насморк с дырявыми ботинками, — не унимался Лаптев.

— Ты заткнешься или нет?! — обозлился Петров. — Из-за твоих же говнодавов и пострадали!

— Да?! А кто рыгнул? О-то! — отбил попытку найти крайнего Лаптев. Петров-Водкин промолчал — крыть ему было нечем.

— Сейчас какую-нибудь картошку заставят куда-нибудь перегружать, — вздохнул Артем, интуитивно пытаясь переориентировать старших товарищей от извечного русского вопроса «Кто виноват?» к не менее извечному «Что делать?».

— Сынок! — хмыкнул Петров — Картошка — это еще хорошо, она в хозяйстве всегда к месту. А я вот как-то раз на складе ДЛТ с «бэхами» работал. Так там столько лишних оловянных солдатиков было! И куда им столько? Понатырили — у-у!

— Зачем? — удивился Артем, а Петров, соответственно, удивился его удивлению:

— Так, а там другого ничего и не было… Не было! Нет, вру, был еще мячик для игры в бассейне. Ну, такой… детский… Так его Жаринов к себе домой унес, а он оказался бракованным — воздух пропускал…

Вот так, со смехохулинками, и доплелись они все до отдела беспощадной борьбы с хищениями социалистической собственности.

Прогалько встретил их, можно сказать, нежно:

— А-а, вот и УР в подмогу!

— Да мы завсегда, несколько развязно поприветствовал старшего по званию и должности Петров — и на этот «непорядок» немедленно среагировал старший опер-«бэх» товарищ Каликов:

— Завсегда… когда наживой попахивает!

Отвечать оперюге-«бэху» представители уголовного розыска посчитали необязательным. Прогалько зыркнул на всех серьезно и начал с ходу вводить пополнение в тайну спланированного мероприятия. Если перевести историю с казенного языка на нормальный разговорный, то заключалась она в следующем: разрабатывали «бэхи» одного красавца. Разумеется, разрабатывали формально как спекулянта. А спекуляцию — это все знают — доказать очень трудно, потому что для этого надо задокументировать не только скупку, но и умысел на перепродажу с барышом. В общем, — гиблое дело, но… приходится делать вид, что борьба со спекулями идет не на жизнь, а на смерть… Но тут — подфартило, потому что разрабатываемый красавец умудрился у «Березки» скупить фунты-стерлинги, правда, не простые, а фальшивые… С ними его и задержали по набою[6]сожительницы вышибалы из бара «Сфинкс» Светланы — под предлогом проверки документов рядом с работой… А тут — фальшивые фунты-стерлинги… (Говорят, что задержанный гражданин Овчаров буквально обомлел от радостных воплей старшего оперуполномоченного товарища Каликова, когда тот понял, что за фунты: «Голубчик ты мой! Страдалец ненаглядный! Ты про 154-ю забудь! Для тебя „спекуляция“ теперь — это как „с облегчением“! У тебя теперь — сбыт фальшивой валюты, а это, мил человек, — под расстрел!»