Что можно написать обо всем этом – о слезах, потеках, синих веках и злодейке-судьбе? Двум миллионам читателей абсолютно неинтересны жалобы пожилой женщины. Им подавай сиюминутный успех и неувядаемую славу, ведь приятно ощущать себя в компании с Мадонной в натуральную величину. Сидишь себе на даче, читаешь газету, а в гамаке рядом расположилась какая-нибудь действующая звезда. Разумеется, раньше у плачущей примадонны все это было – молодость, красота, блеск и сияние. Все прошло, все кануло в небытие. Именно про «кануло в Лету» никто читать не станет. Бывшие любовники бывшей звезды плавно перекочевали в колонку солидных и верных семьянинов. Страсти утихли, а ей славы смерть как хочется. И от этого слезы текут, следы оставляют. Неужели, кроме сожалений о прошлом, в этой женщине ничего не осталось? Конечно же, осталось – лютая ненависть к разрушительному времени. И еще. Я нашла корень печали и источник слез. Эта женщина на своем веку скушала не один миллион девочек, чтобы не пропустить их на свое место, она не хотела, чтобы на подмостках сцены толкались посторонние. Она – людоедка. Бедные девочки приходили к ней за успехом, а она сталкивала их в пропасть, безжалостно и бесповоротно. Отличная концепция, мне она нравится, и статья выйдет рейтинговая, но Лариса Петровна приговорит меня к расстрелу за неверную трактовку личности. За кощунство. Но это же мое мнение, личное, особое, индивидуальное, и я имею право на него.

Командировки заполнили день до отказа. Циничная Нина, плачущая примадонна, выстраданные трактовки и концепции, мне некогда было подумать о своей удивительной любви. Я прибегала в норку, садилась за компьютер, сдавала готовый текст и вновь куда-то мчалась, будто опасалась остаться без дела. Ведь тогда мне пришлось бы размышлять о себе, о своих делах и чувствах. А я боялась остаться наедине с собой.

С бывшей звездой я расправилась легко и быстро. Написала два варианта, но не побежала к Егоровне. Сначала решила ознакомить с текстами ее величество примадонну. В первом варианте бывшая звезда во все стороны швыряется любовниками, их много, пруд пруди, они дарят красавице автомобили, особняки, миллионы алых роз и так далее. Затем все, как один, становятся великими, женятся на молоденьких и, разумеется, забывают ту, единственную и неповторимую, которая вывела их в люди. Во втором варианте я поступила гораздо жестче. В нем звезда алчно и с аппетитом поглощает молоденьких девочек-конкуренток, безжалостно хряпает, бессердечно трескает и, в конце концов, смачно проглатывает разжеванное кушанье. Я читала примадонне свои шедевры по телефону. На другом конце провода воцарилось мертвое молчание. Будто звезда уже умерла. Я была уверена, что это мой последний день работы в «Северном сиянии». На этот раз мне точно не простят столь шальной выходки. Это вам не пакет с вином выпить за один раз. Это гораздо круче. Звезда, хоть и бывшая, но со связями. Но я шла напролом. Наверное, во мне заговорил инстинкт самоистребления. Я сознательно шла на конфликт с руководством редакции, ведь это был бы вполне разумный выход из создавшейся ситуации. Концы надо рубить! Одним махом. Меня уволят за нахальную статью и оскорбление личности. И тогда я стану свободной как ветер. А Зимин будет тосковать и страдать, не ощущая моего присутствия в здании редакции. Именно этого я и добивалась своим вторым вариантом. А у плачущей примадонны накопился огромный опыт по пожиранию неразумных девчонок, что ей стоит полакомиться напоследок еще одной дурочкой по имени Дарья с фамилией Добрая. Но произошло чудо! А ведь в чудеса надо верить. И это я всегда знала.

– Гениально, мне второй кусок очень нравится, – хрипло донеслось из трубки. Я даже поперхнулась на полуслове, ведь «гениальный» текст еще до конца не дочитан. – Оставляем второй вариант, Даша. Мне он подходит.

– П-почему? – выдавила я из себя.

Нестерпимый стыд насквозь прожигал мои щеки, от полыхающего внутреннего огня можно было сгореть дотла. Звездная концепция окончательно уничтожила мое отношение к жизни. Мне стало жаль примадонну. Она одинока, как все мы в этом мире. Нельзя же бить лежачего.

– Мои любовники давно никому не интересны, как, впрочем, и я сама. А ваша статья вызовет скандал в благородном семействе, где все свыклись с истинным положением дел. Вы взорвете забытое кладбище, живые трупы наконец заговорят. Может быть, вспомнят наконец обо мне. Я давно об этом мечтала, только не знала, как это сделать. Вы талантливая девочка, Даша, будьте счастливы!

И примадонна повесила трубку. Наверное, она снова заплакала, размазывая по щекам синие слезы. И зачем звезды наводят эти мерзкие синие тени на веках? Я отнесла статью Марине Егоровне, сделав пометку на полях: «Согласовано с героиней по телефону». Егоровна долго пучила на меня глаза с синими тенями на веках, дались они им, эти проклятые тени, и загадочно молчала. Пришлось ждать начальническое резюме, функциональные приличия меня обязывали к послушанию. Но Егоровна не выдала никакого комментария.

И я ушла, не прощаясь. В сущности, бывшая звезда благословила меня и своим благоволением вывела Дарью Добрую на космическую орбиту. Статья была не только скандальной, с первого захода она одним выстрелом попадала в звездный рейтинг. Прямо во второй номер. Это было ясно даже непосвященным. Вероятно, этим благословением примадонна отмывала свою нечистую совесть за прошлые и неблаговидные поступки по отношению к начинающим девушкам. Теперь все сказано, каждый получил то, что хотел получить, о чем мечтал долгими бессонными ночами, пялясь открытыми глазами в темноту. Мне больше нечего делать в редакции. Настала пора навестить Соколова. Он ждет меня, и только меня. Не Динку, не Соньку и не других членов коллектива. Лешка лежит на диване и смотрит в потолок, как недавно смотрела я. Мы с ним одинаково смотрим в темноту. Но неожиданные и чрезвычайные обстоятельства вновь не позволили мне навестить больного и страдающего Соколова.

В коридоре меня подкараулил Зимин, он возник внезапно, как черт из табакерки. Я обмерла от ужаса. Мой звездный час, кажется, настал. Пройдет недолгих тысяча лет, и в своих интервью я стану проклинать Зимина, а молоденькая журналистка с диктофоном будет кривляться и морщиться, будто скушала невзначай кислое яблоко. Впрочем, через тысячу лет диктофонов уже не будет. Их заменят на какие-нибудь другие говорильные устройства.

– Даша, я прошу прощения, хотите, на колени перед вами встану, – сказал, почти задыхаясь от волнения, Олег Александрович, – я был безумно занят. Не успел позвонить, предупредить, хотя позвонить у меня не было возможности. Простите меня, пожалуйста, Даша.

– За что? Я давно забыла, Олег Александрович, – сказала я уклончиво.

– Даша, нам нужно поговорить, у меня столько всего, – Зимин замотал головой, будто пытался сбросить с себя тяжелый и невыносимый груз.

– Н-не знаю, мне еще к Соколову надо зайти, – сказала я, стараясь сделать шаг в сторону, но Зимин загородил дорогу, он стоял так, чтобы меня не было видно, но любой, кто пошел бы сейчас по коридору, непременно подумал, что мы обнимаемся.

Вот откуда слухи берутся. Любовная парочка еще бегает кругами друг за другом, не знает, как объясниться, какими словами и междометиями, а народ все для себя прояснил. И вот уже пошли наворачивать пласт за пластом, вспахивая нетронутую целину чужих любовных отношений. И на директора Всемирного банка напраслину возвели, наверное. Он ни сном ни духом, а они ему, бац, дескать, да не пошел бы ты в отставку. Пришлось прогнать непрошеные мысли про любвеобильного директора. Мне недосуг сейчас заниматься всякой ерундой. Меня загнала в угол моя непонятная любовь.