– Прочти! Громко, чтоб все слышали.

Овлур поклонился, и медленно, старательно выговаривая слова, стал читать молитву. Половцы притихли. "Думают, что пощады у меня просит за дерзость", – догадался Игорь. Райгула с Михалкой недоуменно переглядывались.

Овлур закончил, размашисто перекрестился и склонил голову в поклоне. Игорь молча показал ему, чтоб ехал рядом, и тронул бока коня пятками. Остальная охота зарысила следом.

– Кто в твоем роду из половцев? – спросил Игорь жестко, не давая возможности толмачу вывернуться.

– Мать. От нее и выучился по-кипчакски.

– Отец здесь женился?

– На Руси.

– Полонная была?

– Вольная. Мы у самого Поля жили, половцы к нам мирно ездили – торговать. Однажды мать, тогда еще девушка, приехала со своим отцом на базар – за платьем, украшениями. Там отец ее увидел. Загорелся. Мать красивая была, у отца – деньги… Дал деду моему калым – так и сговорились…

– В блуде с ней жил?

– Венчался. Сначала окрестили ее, конечно. Я на Руси родился. Потом был набег, и всех погнали в Поле. Отец кузнец, поэтому нас оставили ему – лишь бы работал в кузне.

– Добрые мечи кует?

– Дрянь! Не хочет, чтобы русских ими рубили. Его мечи красивые, ладно лежат в руке, но хрупкие – от удара по железу щербятся.

– Может, лучшие не умеет?

– Поганые тоже так думают – и слава богу! Не то отцу пришлось худо. Вот! – Овлур снял с пояса небольшой нож и протянул его князю. Игорь взял. Лезвие длиною в ладонь, рукоятка из рога удобно лежит в руке. Мясо с костей за столом срезать таким сподручно, при случае можно и горлу полоснуть. Еще лучше – короткий удар в печень…

– Подарок, – поклонился Овлур. – Бери, князь! Долго пользоваться будешь – этот нож не нужно точить.

– Затупится! – покачал головой Игорь, пробуя пальцем острие. – Все ножи тупятся.

– Здесь сверху мягкое железо, а внутри – твердое. Чем больше им режешь, тем нож острее. Такие ножи в Поле только мой отец кует.

– Что ремесло не перенял?

– Отец запретил. Сказал: пусть грех, что он поганым оружие делает, будет только на нем.

– Ты решил стать воем? Из лука стреляешь хорошо.

– Кончак велел быть при нем. Здесь. Я не воюю с Русью.

– Как толмач ты Кончаку нужнее, – усмехнулся Игорь. – Большим человеком в орде станешь.

Овлур вздохнул:

– Возьми меня с собой, князь! Хочу на Русь! Отец рассказывал, как красива русская земля, как богато украшена лесами, городами и храмами. Мне двадцать лет, а я леса не видел – не растут они здесь и ни в одном храме не был! Отец говорил: в храме сердцу хорошо. Хор молитвы поет, люди на Пасху поздравляют друг друга и христосуются. Звон колокольный над городами стоит и сеет в душу радость. Вечерами тихо и спокойно… На Руси меня будут звать Лавор, как в крещении нарекли, а не Овлур. Не люблю я поганых! Хочу со своими!

– Свои у тебя здесь. Их бросить не жалко?

– Мать умерла, – вздохнул Овлур. – Сестра замужем, дети у нее. Отец меня благословил идти в Русь. Сказал, что только радоваться будет.

– Кончак все равно не отпустит!

Овлур воровато оглянулся. Мирза с загонщиками рысили позади. Толмач склонился князю и прошептал горячо:

– А мы без спроса!..

* * *

Обедню служили в шатре. На небольшом столике у полотняной стенки стояли иконы, лежало Евангелие в кожаном переплете и напрестольный крест. Отец Георгий, нараспев читая молитвы, помахивал кадилом у столика, окуривал ладаном и молящихся. Их было немного: Игорь с Райгулой и Михалко, Овлур и десяток полонных бояр, живших в этой орде. Двое бояр сидели на подушках – еще недужили от ран.

Игорь стоял впереди, заученно крестясь и отбивая поклоны. Слова молитвы не держались в голове – мысли были о другом. Он невольно попробовал вытащить из кожаных ножен подарок Овлура, но тут же одернул себя – в храме нельзя. Пусть это шатер, не настоящая церковь, но все равно – грех!

Отец Георгий, молодой, рослый мужчина с черной короткой бородой, затянул символ веры. Все принялись повторять знакомые каждому с детства слова. Игорь покосился на Овлура. Тот произносил слова молитвы истово, а, закончив, размашисто поклонился до земли.

Батюшка дал отпуст. Игорь первым подошел к кресту, но, приложившись, из шатра не вышел, стал в стороне. Никто не удивился: князь хочет поговорить со священником – его дело. Когда все, поцеловав крест вышли наружу, отец Георгий подошел к князю.

– Благослови, батюшка! – смиренно сказал Игорь, складывая руки перед собой. Священник перекрестил его склоненную голову. – Поговорить надобно, – продолжил Игорь вполголоса. – Лавор у тебя исповедуется?

Священник кивнул.

– И что он за человек?

Отец Георгий побагровел.

– Тайна исповеди нерушима!

– Я не спрашиваю про его грехи, – смиренно сказал Игорь. – Я только хочу знать: могу я ему верить или нет?! Это можешь сказать?

– Все, что православный говорит на исповеди, он говорит богу. Кощунствуешь, княже!

"Во, попался твердолобый! – раздраженно подумал Игорь. – Уперся!"

– Ты, батюшка, за кого? За русских, или поганых, что сжигают наши города и веси? Божьи храмы, монастыри не милуют…Что не хочешь помочь?

– Наш город половцы не трогают, – отец Георгий облизал пересохшие губы. – Донец платит им дань, мы живем мирно. Потому я здесь.

"Не скажет, – понял Игорь. – И пытаться не стоит".

– Прости меня, батюшка, – склонил смиренно голову. – Давно уже в полоне, душа не на месте, думается всякое.

– Бог простит! – обрадовано сказал священник.

– Вместо того, чтобы пытать тебя о Лаворе, следовало просто поговорить, – продолжил Игорь. – Две недели служишь, а я ничего не знаю о своем пастыре. Только что зовут Георгий, как и меня в святом крещении, – Игорь улыбнулся. – Доброе предзнаменование, правда?

Священник только улыбнулся в ответ.

– В каком храме в Донце служишь, батюшка?

– Преображения Господня.

– Настоятелем?

– Настоятель храм без попечения не бросит. Второй священник.

"Поэтому здесь, – улыбнулся про себя Игорь. – Хоть вы с половцами дружбу водите, а Поле настоятель ехать остерегся – обратно можно не вернуться".

– Семья большая?

– Четверо душ.

– Скудно живете?

– На все воля божья, – смиренно ответил отец Георгий, но Игорь понял – зацепило.

– Скучаешь по жене и деткам?

Батюшка только вздохнул.