Она попыталась не обращать внимания на трепет в животе, когда его пальцы сомкнулись вокруг ее.

— Эмми умерла за меня, — сказала она. — И два стража, которых Францис послал со мной, когда Стефан напал. Я совершила измену, заставила солдат помочь мне, солгав им. Я не сказала Геррасу, кто за мной охотится. Если бы я сказала, он, возможно, был бы лучше подготовлен. Ты хотел убить врага Эсталы, человека, убившего тысячи людей. Я хотела того же. Мы оба пожертвовали другими, чтобы сделать это.

— Больше никогда, — сказал Лука.

— Я знаю, — сказала ему Рева. Теперь она начала плакать, но слезы были рождены не от безнадежности или страха. — Насчет любого из этого. Самое главное, я обещаю тебе: Стефан больше никогда не наденет корону. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы это стало правдой. Мы будем сражаться с тобой, Лука.

18

Бог

Лампа мерцала, и Бог бросил на него раздраженный взгляд. Он смотрел на карту перед собой, казалось, несколько часов, и его глаза мутнели, человеческая слабость, которой у него не должно было быть.

Конечно, он решил поместить себя в человеческий сосуд. Он напомнил себе об этом, хотя это не успокоило его. Ни одно человеческое тело не могло быть по-настоящему человеческим, пока он жил в нем. Он был сильнее и быстрее любого человека, и любые потенциальные убийцы обнаружат, что их работа будет намного сложнее, чем они ожидали. Практически невозможной, на самом деле.

Но его глаза все еще горели после долгой ночи, пока он смотрел на планы нападения на Крепость Несры. Плечи болели, спина горбилась. У него даже запястья болели из-за того, что он оперся руками о стол.

Он бросил последний взгляд с отвращением на стол и направился к выходу в сады совета. Стражи у дверей низко поклонились ему, но больше никого не было поблизости, чтобы увидеть, как он уходит. Все уснули, будучи слабыми и бесполезными как телом, так и разумом.

Он был уверен, что Крепость Несры не была неприступной, но его генералы клялись, что да, и до этого Бог никогда не интересовался механикой ведения войны. Он не понимал меры, на которые ссылался лорд Тиниан и которые были использованы для того, чтобы сделать как Реялон, так и Крепость Несры смертельными ловушками для сил вторжения.

— Ты вошел, — отметил Бог, казалось, в десятый раз.

Как всегда, Тиниан с сожалением улыбнулся ему.

— Мы верили, что с тех пор мы будем удерживать Крепость Несры, и мы хотели, чтобы она была крепкой. Боюсь, мы укрепили ее, и я уверен, что у принца Луки все еще есть эти поправки.

— Вы не подумали отменить это, когда уплывал? — Бог зарычал на него.

— Владыка, многое — камень и раствор. Их вряд ли можно было легко убрать, — Тиниан покачал головой, а затем его голос изменился, став шелковистым. — И в любом случае мы намеревались поставить принца Луку на колени не солдатами, а торговлей. У нас был его брат Альберто, и мы чувствовали, что нет необходимости в дорогостоящем вторжении, — потом Тиниан понял, что его слова были несколько неуважительны. — Но, конечно, мы не были такими храбрыми, как вы, владыка.

Бог отвернулся от Тиниана и, хмурясь, пошел по одной из садовых дорожек. Практически сразу после прибытия Тиниан выступал за такую ​​войну: тарифы, квоты, сложное лицензирование рыбацких лодок и судов из Зантоса. Было много способов, сказал Тиниан, отомстить принцу Луке, способов, которые не включали в себя снабжение армии провизией и отправку ее через море.

Эти методы были, как он указал, проверены и верны. Они были не такими неопределенными, как битва.

Когда Бог заговорил с Тинианом, он почувствовал непреодолимый страх советника перед присутствием бога, смешанный с, казалось, искренним отвращением к войне.

Но в то время как Тиниан, очевидно, считал, что битва не является отличительной чертой человека, предпочитая вместо этого использовать более холодные и изощренные методы против своих врагов, Бог знал, что торговые споры не принесут ему сторонников. Ему нужна была армия, чтобы внушать преданность своим последователям и благоговение тем, кто все еще противостоял ему.

Тарифы почти не создавали поклонения.

Он соединил руки за спиной, пока шел. Тиниан мог лгать ему. На самом деле, это было вероятно.

Но что было правдой?

В тени двора кто-то зашевелился, захрустев ногами по гравию, и Бог поднял голову. Он мог разобрать лишь очертания. Слабые человеческие глаза…

Он наполнил свой голос силой:

— Кто это?

— Я, владыка, — страж вышел в лунный свет и опустился на колени, дрожа. — Я охраняю заднюю дверь. Я не хотел беспокоить ваши мысли, владыка. Прошу прощения.

Бог узнал его. Это был зантиец, недавно привлеченный. Хотя немногим из его товарищей-стражей из Зантоса было позволено остаться, этот впечатлил Миккела своей преданностью Богу.

— Милорд священник, он — бог, — серьезно сказал юноша, если верить рассказу Миккела. — Он должен править всем миром, а не только Зантосом.

Бог посмотрел на склоненную голову человека. Все люди, которых он видел, должны были четко определить свое место в мире, но многие — даже среди его последователей — оставались непокорными. Они считали, что должны выбирать, во что верить и за кем следовать.

Возможно, этот зантиец был ключом ко всему. Когда Золотой Порт будет поклоняться ему, Бог станет сильнее. Его будет почти не остановить, воин, способный возглавить любую армию, король, устойчивый к яду и клинкам.

— Пойдем со мной, — сказал он охраннику.

— Владыка? — казалось, юноша едва мог поверить своим ушам.

— Я хотел бы поговорить с тобой, — сказал Бог. — Вставай, проситель. Погуляй со мной, — слова были как мед на его языке. Он знал шаги этого танца.

Солдат пошел рядом с ним, лишь раз испуганно оглянувшись на оставленную им дверь. Бог ничего не боялся, поклонение этого человека укрепило его, но он огрызнулся на другого стражника и указал на дверь. Послали за подкреплением, и оно спешило вниз по тропе, оружие приглушенно лязгало.

— Ты родился здесь, — сказал Бог. — Никогда не говорил об Аниосе.

— Мы знали о нем, владыка. О вас, — юноша запнулся в словах. — Но мы не знали, что однажды вы будете ходить среди нас.

Даже Бог до недавнего времени не рассматривал такую ​​возможность, но он не сказал об этом стражнику.

— Когда