Х и к а р у. Ничего, если я буду говорить погромче?

М е д с е с т р а. Ну, если не очень громко, то ничего страшного. Снотворное уже подействовало.

Х и к а р у (подходит к кровати, всматривается в лицо Аои). Она выглядит такой умиротворенной.

М е д с е с т р а. Да-да, сейчас ее ничто не беспокоит.

Х и к а р у. Что значит «сейчас»?

М е д с е с т р а. Ну-у… Знаете, ближе к полуночи…

X и к а р у. Ее мучают кошмары?.. Скажите, она сильно страдает?

М е д с е с т р а. Ужасно!

Х и к а р у. Боже мой… (Наклоняется, читает больничную карточку, прикрепленную к кровати Аои.) …Аои Вакабаяси. Госпитализирована двенадцатого числа, в двадцать один ноль-ноль… Ясно… (Сестре.) А я могу где-нибудь здесь переночевать?

М е д с е с т р а (указывая направо несколько в глубь сцены). Соседняя палата свободна.

Х и к а р у. А там постелено?

М е д с е с т р а. Да, все уже готово. Вы прямо сейчас хотите лечь?

X и к а р у. Нет, чуть погодя. (Садится на стул, закуривает.) …Вот ведь как бывает — срочная командировка, работа в самом разгаре, и тут я узнаю о ее болезни. Все вокруг твердят: «Не волнуйся», «У нее ничего серьезного». Но разве человека могут положить в больницу, если у него ничего серьезного?..

М е д с е с т р а. А у вашей жены в прошлом уже бывали подобные приступы?

Х и к а р у. Ну, вообще-то это уже не первый случай… Просто так получилось, что на этот раз я был в отъезде — деловая поездка, сами понимаете. Мне пришлось все в спешке заканчивать, и вот наконец-то сегодня утром я смог выехать сюда… Издалека все выглядит намного страшнее, и я очень волновался.

М е д с е с т р а. Ах, как вы правы.

В этот момент глухо, с легким потрескиванием звонит телефон, который стоит на тумбочке возле кровати.

Х и к а р у (снимает трубку, прикладывает ее к уху). Ни звука.

М е д с е с т р а. Он всегда звонит именно в это время…

Х и к а р у. По-моему, он сломан. Собственно говоря, что вообще делает телефон в больничной палате?

М е д с е с т р а. В нашей больнице в каждом помещении установлен телефонный аппарат.

Х и к а р у. И часто находятся желающие поговорить с больными?

М е д с е с т р а. У нас не хватает персонала, и телефоны установлены для того, чтобы пациенты могли в случае необходимости вызвать медсестру по внутренней линии. Кроме того, если, например, пациент хочет почитать книгу, он может напрямую связаться с книжной лавкой и сделать заказ. Правда, для этого нужно подождать соединения через коммутатор. Наши диспетчеры работают круглосуточно — в три смены, по восемь часов каждая. Впрочем, в палатах у таких «абсолютно спокойных» пациентов телефон отключен.

Х и к а р у. А моя жена, она разве не относится к «абсолютно спокойным»?

М е д с е с т р а. Ваша жена во сне машет руками, стонет, ворочается с боку на бок. Простите, конечно, но уж спокойной ее никак не назовешь.

X и к а р у (с возмущением). Знаете что, в вашей больнице…

М е д с е с т р а (перебивает). В нашей больнице мы не несем ответственности за сны пациентов!

Пауза. Молчание затягивается, и молоденькая медсестра приходит в необъяснимое волнение.

X и к а р у. Вы чем-то взволнованы?

М е д с е с т р а. Взволнована? Возможно. Но это вовсе не из-за того, что вы мне нравитесь.

Х и к а р у (натянуто смеется). Чем дальше в лес, тем больше дров. Какая-то странная у вас здесь больница.

М е д с е с т р а. По правде говоря, вы такой красавец… Вылитый принц Гэндзи. Знаете, здесь у нас с дисциплиной очень строго. Медсестры — все без исключения — лечатся у психоаналитика, чтобы избавиться от скрытых сексуальных комплексов. (Разводит руки в стороны.) От всех до единого! Заведенный порядок таков, что мы можем удовлетворять свои потребности по мере их появления. Завклиникой и молодой главврач — известные специалисты по этим вопросам. В случае необходимости они выписывают нам лекарство. Лекарство называется «секс». После того как мы его примем, у нас не возникает никаких проблем.

Х и к а р у (поражен до глубины души). Ну и ну!

М е д с е с т р а. Поэтому я прекрасно понимаю, что происходит с вашей женой. Все ее кошмары — следствие скрытых сексуальных комплексов. Если она пройдет курс лечения у психоаналитика, все эти комплексы исчезнут. А пока что мы ей даем снотворное.

X и к а р у. Так значит, под воздействием этого снотворного моя жена…

М е д с е с т р а. Ну да! (В еще большем волнении.) Именно поэтому я никак не могу добиться… понимания, что ли. Никто не желает меня понимать: ни сам пациент, ни его родственники — извините, я не хотела вас обидеть, — ни те, кто приходит навещать больного. Разве не так? Все мы лишь привидения. Призраки своего собственного либидо. И тот, кто является сюда каждый вечер навещать вашу жену, — тоже не исключение.

X и к а р у. Каждый вечер? Сюда? Навещать мою жену?

М е д с е с т р а. Ой, проговорилась. Да, в общем-то каждый вечер. С тех самых пор, как ваша жена попала в больницу. Очень занятой человек, всегда приходит поздно вечером — говорит, что днем катастрофически не хватает времени. Вообще-то мне было строго-настрого запрещено об этом упоминать, но я как-то незаметно для себя…

Х и к а р у. А этот ночной гость, он мужчина или…

М е д с е с т р а. Можете не волноваться — женщина. Очень красивая женщина средних лет. Кстати, она должна вот-вот появиться. Каждый раз я пользуюсь ее присутствием и ухожу немного отдохнуть. Честно говоря, мне не очень нравится находиться с ней рядом, я сразу чувствую себя какой-то подавленной, уж не знаю отчего.

X и к а р у. А как она выглядит?

М е д с е с т р а. Она со вкусом одета. В стиле обеспеченных буржуа. Вы ведь знаете, что в буржуазных семьях сексуальная свобода подавляется наиболее жестоко… Ну, как бы там ни было, вы ее сейчас сами увидите. (Идет к окну, отодвигает штору.) …Только взгляните. Почти во всех окнах уже погас свет. Фонари по обе стороны улицы вытянулись в две четкие линии — одна напротив другой. Настало время страсти. Час взаимной любви, час взаимной ненависти, час жестокой битвы… Заканчивается дневная борьба за существование, и начинается ночная война. Кровопролитная, она уносит еще больше жизней, но приносит и забытье. Гулко звучат ночные горны, возвещающие начало сражения. Женщины истекают кровью, умирают и раз за разом возрождаются вновь. На поле брани всегда, перед тем как начать жить, ты должен единожды умереть. Воюющие женщины и мужчины украшают свое оружие траурными лентами. Нет в мире ничего белее их воинских флагов. Но флаги эти втаптываются в грязь, попираются и не раз окрашиваются в цвет крови. Барабанщик бьет в барабан. В барабан сердец. В барабан чести и бесчестья. Замечали ли вы, как нежно дыхание идущих на смерть? Выставив напоказ свои раны, свои кровоточащие смертельные раны, они с гордостью идут на собственную погибель. Некоторые мужчины, перед тем как умереть, мажут свои лица грязью. Их позор будет им наградой. Взгляните! Нет ничего удивительного в том, что нигде не видно света. Раскинувшиеся там, внизу, насколько хватает глаз, — это не дома, это стоят могилы! Никогда, никогда больше свет луны не ляжет на эти мраморные плиты, не прольется на эти грязные, прогнившие надгробья… Мы, медсестры, по сравнению с ними просто ангелы. Мы возвышаемся над миром любви, над миром страсти. То, что время от времени происходит с нами в постели, — это элементарные химические изменения, только и всего. Мир нуждается в таких больницах, как наша. Заведующий клиникой не устает об этом говорить… Ах, вот и она! Вот она! Всегда на одной и той же машине. Знаете, такие широкие авто серебряного цвета. Сейчас она на полном ходу подъедет к больнице и остановится напротив дверей. Вот, посмотрите. (Хикару подходит к окну.) Как и всегда, она сначала едет по виадуку, а потом — вот, видите? — делает разворот… и через секунду она уже прямо у главного входа. Вот открылась дверца… И вы меня извините, но я пойду. Спокойной ночи. (Поспешно выходит через дверь в правом углу сцены.)