Каковы же были намерения союзников? В то время как сотни бомбардировщиков стирали с лица земли немецкие города, а с востока неудержимо надвигалась Красная Армия, «большая тройка» — Сталин, Рузвельт и Черчилль вырабатывали на конференциях в Тегеране и Ялте концепцию послевоенного устройства Германии и Европы. Они стремились к тому, чтобы, говоря словами Черчилля, «воспрепятствовать Германии, а прежде всего Пруссии, напасть на нас в третий раз». На Тегеранской конференции в ноябре 1943 г. было решено передвинуть западную границу Польши на Одер, а ее восточные земли, населенные белорусами и украинцами, передать Советскому Союзу, как и северную часть Восточной Пруссии с Кенигсбергом. Ялтинская конференция в феврале 1945 г. приняла решение разделить Германию и Австрию на оккупационные зоны. Подобно Германии, Восточная и Центральная Европа практически была поделена на сферы влияния. Таким образом, конец войны должен был означать и конец старой Европы, которой отныне была уготована роль буферной зоны между глобальными державами — США и СССР.

Отношения между союзниками никогда не были безоблачными, но германская опасность заставляла западных лидеров уступать советскому диктатору, ибо его армия играла решающую роль в разгроме нацизма.

В самой Германии террор возрастал в той же мере, в какой учащались поражения на фронтах. Чтобы преодолеть упадок духа населения после катастрофы на Волге, Геббельс в речи 18 февраля 1943 г. попытался подогреть фанатизм немецкого народа, призвав к «тотальной войне». С введением в армии должности «офицера-воспитателя», скопированной с политруков Красной Армии, вермахт оказался под контролем нацистской партии. Когда же гауляйтеры были назначены имперскими комиссарами обороны, то их распоряжениям должны были подчиняться и армейские генералы. В октябре 1944 г. тотальная война привела к формированию «фольксштурма», народного ополчения, куда призывались все способные носить оружие мужчины в возрасте от 16 до 60 лет, что само по себе уже было актом отчаяния.

Опасность угрожала режиму Гитлера не только извне, но и изнутри. Конечно, в условиях жестокого террора и лояльности населения ни о каком сильном Сопротивлении не могло быть и речи. О немецком Сопротивлении трудно судить однозначно еще и потому, что грани между личным нонконформизмом, оппозиционными взглядами и активным противодействием оставались расплывчатыми.

Решительную борьбу против нацизма вели прежде всего коммунисты. Видную роль среди подпольных групп играла «Красная капелла» во главе с правительственным советником Арндтом Харнаком и обер-лейтенантом Харро Шульце-Бойзеном, казненными в августе 1942 г. после раскрытия гестапо их организации.

Однако природа тоталитарных режимов такова, что с ними может бороться не простое население, а люди из самого аппарата власти. Оппозиционно настроенные, придерживающиеся консервативной государственной этики и христианской морали видные чиновники и военные сплотились вокруг бывшего лейпцигского бургомистра Карла Гёрделера, дипломата Ульриха фон Хасселя и бывшего командующего сухопутными войсками Людвига Бека. Они придерживались традиции бисмарковского государства, а не веймарской демократии. Поэтому для западных держав они являлись не очень подходящими партнерами. Но это была единственная в Германии группа, которая все же могла рассчитывать на успех. Однако покушение на Гитлера, совершенное 20 июля 1944 г., не удалось. По случайному стечению обстоятельств фюрер отделался легким ранением, когда в его восточнопрусской ставке «Вольфшанце» взорвалась бомба, подложенная полковником Клаусом фон Штауффенбергом. В Берлине нерешительные заговорщики не захватили ключевых позиций в аппарате власти прежде, чем в столицу пришло известие о том, что Гитлер жив. Заговор мгновенно провалился, а последовавшая расправа над его участниками была крайне жестокой. Казнили не только 158 заговорщиков, но и их родственников, которые не имели к заговору никакого отношения. По акции «Гроза» в августе было арестовано и брошено в концлагеря около 500 бывших видных политиков Веймарской республики.

К моменту неудавшегося заговора англо-американские войска уже высадились 6 июня 1944 г. в Нормандии и открыли второй фронт в Европе, если не считать итальянского театра боевых действий, открытого в 1943 г. Война на нескольких направлениях превышала возможности и ресурсы Германии, поражение которой стало только вопросом времени. Но Гитлер упорно продолжал безнадежную борьбу, невзирая на то, что она может привести к полному уничтожению Германии. По его безумной логике, если немецкий народ не в состоянии одержать победу, то он является слабым и обречен на гибель. В то время когда на западе союзники приближались к Рейну, а на востоке, от Прибалтики до Карпат, Красная Армия перемалывала обескровленные немецкие дивизии и вышла к границам рейха, Гитлер и его паладины начали войну против собственного народа под лозунгом «Мы оставим американцам, англичанам и русским только пустыню». Но министру вооружений, технократу Альберту Шпееру (1905-81) удалось отговорить ряд бургомистров и генералов от выполнения этого драконовского приказа «Нерон». Поэтому вступление союзных войск в Германию стало освобождением не только для миллионов узников концлагерей и угнанных в рейх рабочих, но и для самого немецкого народа, обреченного Гитлером на гибель, хотя, разумеется, большинство немцев воспринимало это тогда совершенно иначе. Прежде всего потому, что подписанная 8 мая 1945 г. безоговорочная капитуляция германских вооруженных сил одновременно являлась и крахом немецкого национального государства, будущность которого оставалась совершенно неясной.

До сих пор данные о людских потерях Германии за годы войны очень различны и колеблются от 5 до 10 млн. человек. Как ни ужасны эти показатели, они все-таки меньше данных о жертвах, понесенных ее противниками. Только в Польше погибло около 6 млн., Советский Союз по новейшим исследованиям потерял до 30 млн. человек. Всего же во Второй мировой войне погибло 50–60 млн. человек.

После войны большинство немецких городов лежало в руинах. В Кёльне было разрушено две трети жилого фонда, в Дортмунде, Дуйсбурге, Касселе — более 60 %, в Киле — 58, в Гамбурге — 55 %. Всего за два налета, 14 и 15 февраля 1945 г., был стерт с лица земли почти весь Дрезден, где погибло более 35 тыс. жителей.

Люди ютились в подвалах, бараках и развалинах, страну охватил голод, потребление продуктов питания составляло от одной до двух третей необходимого минимума. Это приводило как к вспышкам эпидемий, так и к разгулу преступности, поскольку в обстановке хаоса и стремления выжить граница между дозволенным и недозволенным почти исчезла.

Положение осложнялось и огромным притоком беженцев, а затем — изгнанных из Польши, Венгрии и Чехии этнических немцев. Их число превысило 12 млн. человек, не считая 2 млн. погибших во время этого беспримерного исхода женщин, детей, стариков. К материальным лишениям добавлялась и моральная опустошенность, вызванная страшным прошлым и беспросветным будущим. Большая часть населения была озабочена прежде всего проблемой выживания и не думала о том — существует ли еще немецкое государство? Этот политический вакуум закончился 5 июня 1945 г., когда четыре оккупационные державы в «Берлинской декларации» заявили, что верховная власть в Германии принадлежит их представителям и исполняется ими совместно. Состоявший из командующих оккупационными зонами союзный Контрольный совет управлял Германией в целом, но в каждой из зон власти проводили свою политику, как и в четырех секторах Берлина, имевшего особый статус.