Капитан Пип издали присутствовал при разговоре, приведшем к такому решению. Он угадывал слова беседовавших, даже не слыша их, и от злости жестоко мял кончик своего носа, тогда как зрачки его страшно скашивались. Видеть, как его арматор доведен до унижения, до зависимости от произвола португальского полицейского – это превышало понимание бравого капитана. Если бы Томпсон спросил его, то честный моряк посоветовал бы какой-нибудь насильственный выход, например гордо удалиться средь бела дня, развернув флаг, под пушками фортов.

Но администратор и не думал справляться о мнении капитана. Ища примирения, он старался повременить, пока удовлетворяя всех. Трудная задача.

Между наименее терпеливыми находилась и бедная Таржела. Не случись этого несчастья, недалека была бы минута, когда она стала бы женой Жоакимо. Она горела желанием повидать неумолимого офицера, который, может быть, оказался бы менее непреклонным к ней. Она задумала предпринять эту смелую попытку, когда Жракимо, явившийся в лодке, делал ей отчаянные знаки.

Таржела решительно подошла к полицейскому офицеру и изложила ему положение, в которое ее поставило распоряжение губернатора. Была ли то правота ее дела, или, скорее, огласка, которую ее история получила на острове, или просто влияние прекрасных глаз просительницы? Во всяком случае, офицер поддался убеждению. Он послал на берег служащего, который вскоре привез разрешение высадить Таржелу с условием, чтобы она подчинилась тщательному обыску.

Выпущенная молодая азорка быстро воспользовалась своей свободой. Прежде, однако, она отправилась поблагодарить Томпсона и Алису Линдсей, особенно сочувственно отнесшуюся к ее делу. Обоим она сказала горячее «спасибо», мило пригласив их на бал в вечер своей свадьбы вместе со всеми остальными пассажирами.

Томпсон на это приглашение ответил лишь слабой улыбкой, Алиса же приняла, хотя и с оговорками, налагаемыми обстоятельствами.

Исполнив долг благодарности, Таржела радостно убежала.

Было около четырех часов, когда большая лодка подвезла к пароходу трех особ, в которых легко было узнать судейских чиновников; сопровождали их две женщины, роль которых оставалась неизвестной. Между прибывшими Робер с первого взгляда узнал коррежидора, которого видел за два дня до этого. Судья заговорил первый, но произнес всего лишь одно слово, тотчас же переведенное Робером.

– Обыск, – сказал он, взойдя на палубу.

Томпсон молча поклонился.

Прежде чем приступить к объявленному обыску, они на несколько минут остановились у входа на судно, бросая испытующие взгляды на общий вид его.

Когда коррежидор нашел, что осмотр продолжался достаточно долго, он предложил Томпсону пригласить пассажиров на спардек.

– Господа, – произнес коррежидор, – кража на сумму десять тысяч конто (шесть миллионов франков) была совершена на острове Терсер. Премия в один процент, то есть сто конто рейс (шестьдесят тысяч франков), предлагается тому, кто откроет вора. Это указывает вам на важность, которую правительство придает настоящему делу, вызвавшему негодование нашего благочестивого населения. Ввиду подозрительного поведения ваших арматоров и капитана (при этом капитан Пип обменялся с Артемоном взглядом жалости и с высоты мостика пренебрежительно сплюнул в море) существует подозрение, что вор скрывается между вами. В ваших интересах, если вы хотите рассеять недоразумение, покорно подчиниться предписаниям, которые мне поручено передать вам и которые я в случае надобности заставлю исполнить силой.

Коррежидор сделал паузу. Он одним духом произнес это обращение, очевидно заранее приготовленное. Теперь он переходил к своей обычной краткости.

– Пассажиров и офицеров на спардеке, – сказал он, поворачиваясь к Томпсону, – экипаж на баке будут стеречь мои люди, пока мы не осмотрим пароход.

Согласно этому приказанию, переведенному Робером, все, до капитана, бешено пожевывавшего свои усы, сгруппировались на спардеке, между тем как матросы были оттеснены на бак. Только один из пассажиров отделился от остальных и, никем не замеченный, углубился в центральный коридор, ведший в каюты. Пассажир этот был дон Ижино.

Что нужно было ему внутри судна? Почему португалец один не повиновался приказаниям португальских властей? Может быть, он просто отправился искать своих братьев, которых редко видели после их прибытия на пароход?

– Пассажиры ваши все налицо? – спросил коррежидор, когда все собрались. – Впрочем, благоволите сделать перекличку.

Томпсон исполнил это желание. Но дойдя до последних строк списка, тщетно вызывал он дона Ижино, дона Жакопо и дона Кристофо де Вейга.

Коррежидор насупился.

– Пригласите этих господ, – приказал он.

Слуга послан был за ними и вскоре привел троих братьев. Они явно были не в своей тарелке. Покрасневшие, они точно только что ссорились.

– Почему это, господа, вы не вместе с остальными пассажирами? – спросил коррежидор строго.

Дон Ижино, по обыкновению своему, отвечал от имени братьев и от своего имени.

– Мои братья и я, сударь, – проговорил он кротко, – не знали о вашем присутствии на пароходе.

– Гм!.. – произнес коррежидор.

Робер ничего не сказал. Он, однако, мог бы поклясться, что только что видел благородного португальца среди других пассажиров, но благоразумно оставил при себе это наблюдение.

Впрочем, коррежидор не окончил допрос братьев де Вейга.

– Вы, кажется, португальцы, господа? – спросил он.

– Действительно, – отвечал дон Ижино.

– Вы сели на этот пароход в Лондоне?

– Нет, только в Терсере, – отвечал дон Ижино.

– Гм!.. – во второй раз произнес коррежидор, бросив пронизывающий взгляд на дона Ижино. – И, само собой разумеется, вы не имеете на этом пароходе никаких личных связей?

Хамильтон кипел гневом, слушая этот невероятный допрос. Разве так говорят с джентльменами? Он не мог выдержать…

– Извините, – сказал он, – у господ де Вейга нет недостатка в связях, и им нетрудно будет найти здесь поручителей.

– С кем имею честь? – спросил хитрый коррежидор.

– Хамильтон, сэр Джордж Хамильтон, – сообщил он спесивым тоном.

Коррежидор, казалось, не был особенно ошарашен.

– Очень хорошо, сударь! – сказал он развязно.

Потом, еще раз приказав всем пассажирам не оставлять спардека ни под каким предлогом, он исчез в одном из проходов, между тем как дон Ижино обменивался с Хамильтоном горячим рукопожатием.

Обыск начался. Полицейские ищейки последовательно обходили складочные каюты, трюм, машинное отделение, помещение экипажа, чтобы закончить пассажирскими каютами. Во время этого тщательного осмотра, руководимого чиновником, вид которого говорил о проницательности, ни один уголок, наверное, не остался неисследованным.