Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Добивали, гады, – сказал Томин, со злостью сплевывая. – Как они ухитрились подкрасться незаметно?
Осмотрели несколько пушек. Помимо того, что были украдены затворы и прицелы, неведомая сила слегка искривила стволы, сделав орудия непригодными к стрельбе. О том, как это было сделано, оставалось только гадать.
С содроганием сердца прошелся Усов по позиции своего отделения – вдруг отыщется кто оглушенный?
Но надеждам не суждено было сбыться.
Когда под ногами вместо мягкой травы оказался асфальт автобана, разведчики приободрились. И словно кнутом по обнаженной спине, хлестнул по их нервам грохот очереди.
Трассирующие пули прилетели с противоположное стороны дороги и прошли чуть левее; невидимый стрелок явно бил на звук.
– Ложись! – рявкнул Томин, и Усов упал, обдирая локти.
Грянула вторая очередь, затем смолкла, словно автомат подавился.
– Эй, вы кто – наши? – донесся несмелый выкрик.
– Конечно! – ответил Томин. – Мать вашу, совсем озверели!
Последующую нецензурную тираду капитана на той стороне дороге выслушали молча, а потом ответили с различимым восхищением:
– Теперь слышим, что наши! Идите сюда.
Усов кряхтя поднялся с асфальта. Руки и ноги отказывались слушаться, хотелось лечь и уснуть. О чем-то беседовали командиры встретившихся подразделений, и, даже не вслушиваясь в смысл их разговора, сержант понимал, что исполнение мечты об отдыхе придется отложить надолго.
Нижняя Австрия, город Вена,
военная комендатура Советской армии
29 июля 1945 года, 0:45 – 1:35
Генерал-лейтенант Благодатов проснулся оттого, что его потрясли за плечо.
– Что такое? – спросил он, поднимая голову. Спал, точнее дремал, комендант Вены на рабочем столе, просто опустив голову на руки. Заработался допоздна и сам не заметил, как усталость смежила веки.
– Атака немцев, Алексей Васильевич, – ответил полковник Перервин. – Только что сообщили с передовой.
– Что, наступление? – с изумлением спросил генерал-лейтенант, протирая очки. Нелюбовь немцев к ночным операциям была широко известна, и то, что они столь резко изменили своим привычкам, казалось необычным.
– Нет, – покачал головой полковник. – Сообщают, что атакован всего один батальон. Нападение было очень быстрым, а потом стрельба стихла.
– Что, наши отбились?
– Нет, не похоже, – на лице Перервина появилось мрачное выражение.
– Вы думаете, Иван Александрович, что это прорыв в город диверсионной группы? Отряда солдат, одурманенных химией? Вроде тех, которых мы видели? – Благодатов вскочил из-за стола и бросился к двери.
– Скорее всего, – полковник кивнул и последовал за командиром в коридор.
– Но они же могли пройти тихо! Зачем им шум?
– Чтобы посеять панику, – пожал плечами на ходу Перервин. – Напугать. Я думаю, что потери на передовой были очень велики.
– И первая цель у диверсантов – мы. – Благодатов резко свернул на лестницу, ведущую на первый этаж, и тут же остановился.
– Позвоните в комиссариат, Коневу, – бросил он, повернувшись к Перервину. Лицо коменданта, обычно мягкое и спокойное, сейчас отвердело, глаза смотрели цепко. – Пусть готовятся к обороне и поднимают те части, что в городе. На электростанцию и прочие объекты. А я позабочусь о нашей безопасности.
– Есть! – ответил подполковник, и Благодатов остался один.
На первом этаже его встретил дежурный офицер.
– Батальон – в ружье! – скомандовал ему генерал-лейтенант. – Занять круговую оборону!
После первого нападения диверсантов охрану комендатуры усилили до полного батальона, раньше было одно название. Под казармы приспособили стоящее рядом здание. Дежурный схватил трубку телефона, и спустя пять минут ночь наполнилась грохотом сапог и лязгом затворов.
Солдаты вбегали в дом и, как муравьи по своему жилищу, разбегались по этажам. Учитывая необычные возможности противника, необходимо было защитить каждое окно.
Здание комендатуры, оплот мирной власти в Вене с самого апреля, в течение десяти минут ощетинилось стрелковым оружием, словно линкор – жерлами пушек. Пулеметчики заняли позицию на крыше.
Первые выстрелы прозвучали в тот момент, когда майор – командир комендантского батальона, доложил генерал-лейтенанту, что здание готово к обороне.
Очередь прошлась по фасаду, за ней еще одна. Со стен посыпалась штукатурка, и тут же слитно ответили обороняющиеся. Разговаривать стало невозможно. Майор вместе с Благодатовым бросились на второй этаж, к наблюдательному пункту.
Отсюда была видна темная Вена, освещаемая только потоками трассирующих пуль. Они необычайно плавно текли во тьму, выхватывая из нее отдельные части зданий, улицы, а также темные стремительные фигуры, приближающиеся с запада.
Немцы наступали по одному из радиальных переулков, выходящих на Рингштрассе, и пока их наступление удавалось сдерживать обычным плотным огнем. Противник тоже стрелял, но его огневая мощь была гораздо слабее. За домами что-то мощно рявкнуло, и раздался свист падающей мины. Комендант едва успел лечь, как по ушам ударил грохот разрыва. Мина упала близко, рядом с комендатурой, но прочное старое здание выдержало удар.
– Из минометов бьют, гады! – крикнул подбежавший Перервин. – Вот бы сейчас на вылазку!
– Нельзя, – рассудительно ответил комбат. – Мы же не знаем, сколько их.
– Кстати, связь с передовой прервалась, – сказал полковник.
– Надо бы восстановить, – пробурчал Благодатов в ответ, и в этот момент звуки боя донеслись с задней стороны дома и, как ни странно, с крыши.
Воздух вновь наполнился свистом мины, и на этот раз она попала в стену, вызвав сотрясение всего здания.
– Майор, берите резерв! – крикнул Благодатов. – Помогите тем, кому труднее…
Комбат бросился к двери, и тут на крыше разорвалась граната, за ней вторая.
– Вот черт, плохо дело, – сказал Перервин. – Уходить бы надо.
– Куда? – спросил генерал-лейтенант зло. – Да и не оставлю я своих солдат!
– Есть выход, – торопливо зашептал полковник. – Через подвалы. Мне наш переводчик показывал. Оставаться здесь на верную смерть – глупо.
Миномет перестал стрелять, боясь попасть по своим, зато немцы бросились в лобовую атаку. Пользуясь тем, что пулеметы стихли, они одним броском преодолели Рингштрассе и залегли за невысокой оградкой перед комендатурой.
Спустя мгновение в воздух взвились несколько десятков одинаковых маленьких предметов. Благодатов не сразу понял, что это, а когда осознал, то рухнул на пол и закрыл голову руками.