Поисковик даркнета на запрос «невролог убийцы деменция» выдал массу статей о талантливой Люси Блюмштайн, которая по выходным приезжала в дешевый мотель и готовилась там к вступительным экзаменам в медицинский. Мотель располагался в пяти милях от техасской тюрьмы, где отбывал срок ее отец – в жестоких условиях, способных взорвать мозг больного Альцгеймером человека.

Окончив университет, Люси уговорила богатого техасского консерватора проспонсировать программу, которая позволила содержать преступников с деменцией отдельно от настоящих убийц, чтобы они грызли свои холодные тосты сколько душе будет угодно и просыпались спокойно, а не под окрики незнакомых вооруженных людей в форме.

Люси Блюмштайн добилась введения новой, ничуть не накладной и, как оказалось, весьма гуманной практики: о преступниках с деменцией заботились сокамерники. Они меняли им подгузники, кормили их, заманивали в душ. Убийцы ухаживали за убийцами.

И хотя по телефону Люси была со мной не очень-то добра, я знаю, что в глубине души она добрая. Я тоже еще добрая, но уже давным-давно не застенчивая младшая сестренка той дикарки с соседней улицы.

Прошло пятьдесят две минуты.

Стеклянная дверь отъезжает в сторону, и в проеме возникает кучерявая голова секретарши.

– Мисс Фельдман?

До меня не сразу доходит, что это я.

– Да-да!

– Люси хочет поговорить с вами в кабинете. Я пропущу. По коридору налево, предпоследняя дверь справа, сразу после уборной. Вашему отцу пока делают обследование мозга. Не волнуйтесь, это быстро.

Быстро. Очень хорошо. Лучше не придумаешь.

Люси уже переоделась в узкие джинсы и синюю футболку, на которой написано: «Девочки не продаются». Вместо больничных сабо на ней белые кеды, на запястье – электронные часы «Эппл».

Кабинет у нее душный, темный, без окон. На стенах – только пара царапин. Она явно не проводит здесь много времени.

По сути, это кладовка, где хранятся одинокий письменный стол, папки с бумагами, толстые медицинские журналы, награды и грамоты, которые наверняка ничего для нее не значат. Думаю, этот кабинет даже больше похож для Люси на тюремную камеру, чем те, что она посещает ежедневно.

Сняв «биркенштоки», она стала ниже на пару дюймов, но по-прежнему вызывает во мне трепет. Я сразу представляю, как убийцы сидят в своих камерах и ждут, когда же заскрипят по блестящему линолеуму резиновые подошвы ее кед.

– Садитесь. – Люси сбрасывает со стула стопку бумаг. – Меня познакомили с Уолтом.

– Ого. А я и не знала, что он тоже поехал.

Ни намека на улыбку. Мои шутки не кажутся Люси смешными. Если вообще что-нибудь кажется.

– Судя по галлюцинациям, у него БДТЛ – болезнь диффузных телец Леви. Она вызывается патологическими скоплениями белка в мозгу, которые влияют на способность человека к мышлению, на его поведение и настроение, а также заставляют видеть то, чего нет. Но это лишь один симптом. На такой ранней стадии БДТЛ галлюцинации появляются у больных крайне редко. – Она пожимает плечами. – Вероятно, без небольшого психоза тут тоже не обошлось.

Я качаю головой:

– Мне известно лишь одно: после того как полиция задержала отца за бродяжничество, ему диагностировали деменцию. Он якобы не помнил, кто он и откуда.

– Такое иногда случается в результате травм или транзиторной ишемической атаки, микроинсульта. Повторюсь: невозможно сделать точное заключение в рамках одной консультации. За обследование я с вас денег не возьму. Он письменно разрешил мне использовать любые сведения о себе в моем исследовании.

– Даже не знаю, стоило ли давать ему на подпись какие-либо документы – тем более без меня…

Она вновь пожимает плечами:

– Это ему решать, не так ли?

– А вам не кажется, что он просто врет?

– Про что?

– Про привидения, например. Про свою плохую память.

– Галлюцинации он не выдумывает. Да, возможно, память подводит его не так часто, как он утверждает. Не ждите от меня великих откровений. Мое исследование, посвященное сознанию и ДНК убийц, еще на зачаточной стадии. Любой убийца имеет некие психические отклонения. Если вам кажется, что Карл сейчас не в лучшей форме, то что вы скажете о заключенном, который каждый день просит меня убрать из унитаза в камере лицо жены? Он видит ее всякий раз, когда мочится. При этом он не помнит, как забил ее до смерти бейсбольной битой сына. Но помнит, что давным-давно прозвал свою жену Дурешкой. «Пожалуйста, вытащите Дурешку из унитаза!» – причитает он на каждой нашей встрече.

– Карл тоже видит галлюцинации…

– Пациент, о котором я говорю, носит подгузник. И не моется. Вообще, – обрывает меня Люси. – Мистер Фельдман прекрасно соображает и страдает лишь незначительной потерей памяти. Ему вынесли оправдательный приговор. Ни вы, ни я не знаем, действительно ли он убивал людей. В противном случае вы бы сюда не пришли.

– Но вы же хотели мне что-то сказать.

Она долго молчит. Слишком долго.

– Спасибо, что уделили нам время. Большое спасибо.

– Вот что, – медленно произносит Люси. – Думаю, вы сможете добиться от него каких-то ответов, если подойдете к делу творчески. Например, спросите Уолта. Только не забывайте о возможных последствиях.

– Каких, например?

– Вы затеяли игру в угадайку с умным и совершенно непредсказуемым человеком. Если ударите его по больному месту, никто не ворвется в камеру и не скрутит ему руки. А готовы ли вы к тому, что он начнет бить по вашим уязвимым местам? Рано или поздно он начнет, поверьте.

Я изо всех сил сохраняю невозмутимость.

– Что скажете о результатах обследования?

– Это решать Карлу. Я не стала спрашивать с вас все необходимые документы, поскольку вы не имеете доступа к его медицинской карте. Но пренебречь конфиденциальностью его данных я не могу, тем более он не мой пациент.

– Он сказал вам, что я ему не дочь, – спокойно, без лишних эмоций констатирую факт.

– Да. Это единственное, в чем он уверен на сто процентов. – Она поднимает руку. – Ничего не говорите. Я понятия не имею, какие у вас мотивы, и это не имеет для меня никакого значения. Я уже давным-давно не позволяю себе судить людей. И вы, кажется, в прекрасной физической форме. Просто внимательно за ним наблюдайте. Умоляю, всегда будьте начеку.

– Окна и зеркала… – бормочет Карл.

Мы вернулись в гостиницу, и он вновь складывает свое «золото» в небольшую сковородку, украденную у миссис Ти. После визита к врачу он как-то особенно не в себе. Барфли устроился под столом и положил морду ему на сапог – это стало входить у него в привычку.

– «Я не жестоко, а всего лишь правдиво», – декламирует Карл. – Сильвия Плат, речь от лица зеркала.