Прошла неделя с тех пор, как Николая Краева выпустили с базы. Он не отказал Давиле окончательно, только выпросил себе недельную передышку под предлогом подорванного здоровья. Со здоровьем дело действительно обстояло не самым лучшим образом. Проклятое колено болело с каждым днем все сильнее. По утрам Краеву приходилось колоть себе лошадиную дозу обезболивающего, чтобы просто встать на ноги.

Ну ничего… Скоро он вырвется. И тогда сразу примется за починку своей конечности. Найдет лучших специалистов в области лечения правого колена…

Знакомая черная машина вынырнула из-за угла и зашуршала шинами рядом, подстраиваясь под ковыляющий ритм Краева. Краев упорно сжал губы, накрашенные помадой, устремил взгляд горизонтально вперед, ускорил движение, насколько мог. Черные туфельки на каблуках-шпильках жали немилосердно. Черт побери! До какой жизни его довели… Позорище.

Машине надоело сопровождать хромую тетку. Машина сделала рывок, обогнала Краева и высадила на тротуар десант. В качестве десанта присутствовал Илья Георгиевич Жуков. Собственной персоной.

Краев добрался до Давилы и остановился. Наклонился, снял туфельки и запулил ими в направлении ближайшей урны. Потом уселся прямо на землю, достал из кейса разношенные черные кроссовки и стал переобуваться.

— Хорошая у тебя шляпка. — Давила задумчиво почесал подбородок. — Дай померить.

— Бери.

Жуков снял шляпу с Краева, попытался водрузить на свою лысину. Шляпка елозила по огромной тыкве, служащей Давиле головой, но натягиваться не желала.

— Мала. Размерчик не мой, — констатировал Давила и запулил головным убором в урну. Точность его броска сделала бы честь любому баскетболисту. — Слушай, Коля, зачем ты носишь такое безобразное платье? Оно тебе совершенно не идет. Ты где его нашел, на помойке, что ли? Это уже дурной тон, друг мой! Позвонил бы мне, мы прислали бы тебе эксклюзивный фасон от Юдашкина. Блеск, шикарно, обтяжечка, сзади декольте до самых ягодиц. Вся Москва была бы у твоих ног…

— Заткнись! — рявкнул Краев. — По твоей милости вынужден маскироваться! Бегаю от твоих соглядатаев.

— А ты не бегай.

— А я буду бегать! У меня свои личные дела могут быть, черт возьми? Почему вам нужно обязательно совать во все свой нос?

— Коля, я же говорил тебе: охрану к тебе приставили с единственной целью — чтобы тебя не шлепнули на улице! До твоих тайных планов мне нет никакого дела.

— Врешь!

— Вру, — неожиданно согласился Давила. — Ты мне глубоко небезразличен, Краев. Более того, меня очень беспокоит та дурь, которой ты сейчас занимаешься. Ты связался с людьми, которые используют тебя в своих корыстных целях, а потом выкинут, как отработанный шлак. Я вроде бы не дурак, Коля. Но я никак не пойму — какого черта тебе нужно?…

— А вы не использовали меня? — прошипел Краев. — Я сделал все, что вы от меня требовали. Неужели теперь нельзя выполнить мои требования? Я этого не заслужил, да?

— А мы не знаем твоих требований. Ты ничего не требуешь. Ты просто бегаешь от нас, одеваешься в дурацкие бабьи тряпки и заставляешь нас теряться в догадках. Ты способен на конкретный разговор, в конце концов?

— Хорошо, — произнес Краев. Брови его сосредоточенно сдвинулись, отчего кусочек косметической штукатурки отвалился со лба и упал на воротник. — Я скажу конкретно. Мы никогда не говорили об условиях, на которых я работал с вами… С вашей командой.

— Ну да, конечно! Давно пора об этом! — облегченно сказал Давила. — Пост в правительстве тебе, считай, обеспечен. Ну и, разумеется, гигантское влияние в сфере будущей идеологии. Можешь считать себя главным идеологом нашего движения…

— Не нужно мне никаких постов, — произнес Николай гадливым тоном. — Ты что, не знаешь меня, Давила? Мне все это даром не нужно.

— Что же тебе нужно?

— Гарантии личной безопасности. Свобода передвижения. И определенное денежное вознаграждение. Я бесплатно не работаю.

— Конечно, конечно. — Давила понимающе кивнул. — Счет тебе откроем. В любом банке мира. Рублевый счет, естественно.

— Доллары.

— Рубли. — Тон Давилы не предполагал никаких возражений. — Поверь мне, Николай, скоро все эти доллары и марки можно будет вилами грузить, как сено. А рубль поднимется в небо незыблемым столпом стабильности. Сам нас благодарить будешь.

— Что-то я не вижу пока такой тенденции.

— Скоро увидишь.

— Ну хорошо, пусть будут рубли. Только чтоб я мог снять их без проблем в любой стране. С соблюдением полной тайны вклада.

— Все сделаем! — Давила жизнерадостно взмахнул руками. — Сколько тебе нужно?

Николай назвал сумму.

— Сколько? — возопил Давила. Он не верил своим ушам.

Николай повторил.

— Ты с ума сошел, — уверенно произнес Давила. — Такие копейки?… Ты можешь рассчитывать на сумму в сто, в тысячу, в сто тысяч раз большую! Я тебя не понимаю.

— Это очень приличная сумма, — сказал Николай. — Это в двести раз больше того, что я получил от своего последнего кандидата. Именно во столько я оцениваю свою работу. Столько, по-моему, она и стоит.

— Понятно… Ну что ж, принципы — дело хорошее. Да и зачем тебе гигантские суммы? Если ты будешь работать с нами, у тебя будет все, что ты захочешь.

— Я не буду работать с вами.

— Стоп, стоп! — Давила замахал ладонями. — Не спеши с выводами, ты же не знаешь, о чем разговор. Никаких больших постов мы тебе не дадим. Я понимаю, ты не хочешь светиться. Но я же вот не свечусь — сижу себе в тенечке и занимаюсь своим делом! Ты будешь заниматься тем, в чем тебе нет равных. Телевидением. Нам жизненно необходим твой интеллект, Коля. Мы сейчас создаем новую государственную систему телевещания, работающую по абсолютно новому принципу. Она будет называться «Телерос»…

— Нет.

— Но почему? — взвыл Давила. — Ты же работал с нами! Ты прекрасно ладил с нами! У нас великолепно получалось все, за что бы мы ни брались! Ты же знаешь всю нашу команду — половину этих людей ты сам привел ко мне за руку. Ты знаешь всех нас! Ты знаешь, что нет среди нас ни подлецов, ни обманщиков, ни корыстолюбцев! Почему теперь ты предаешь нас? Мы справимся и без тебя, Коля. Но нам очень горько осознавать, что тебя не будет с нами. Что ты бросишь все на полпути и снова уйдешь в свою бездельную хандру.

— Мне не нравится то, что происходит сейчас. Все переменилось с тех пор, как я начал работать с вами. Мне кажется, что вы затеваете что-то нехорошее.

— Почему это ты так решил?

— Потому что в стране полный бардак. Все переводят деньги в доллары, несмотря на запрет, и прячут их. Никто не работает, потому что не знает, заплатят ли ему за это. С преступностью вы тоже не справились. Границу так и не открыли. Якутскую лихорадку не уничтожили. Думу разогнали. Со всеми цивилизованными странами поссорились. В общем, никаких тенденций к порядку — хаос и разрушение. Большая смута. В то же время ты уверяешь, что скоро, буквально через месяц, все переменится. Что все станут дисциплинированными, законопослушными и работолюбивыми гражданами. И ты знаешь, Давила, я почему-то верю тебе! Я вижу в твоих глазах особый уверенный блеск. Я уже видел такое. Вы справитесь!