Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я, я… – безжалостно передразнила она. – Что, скальд, больше нечего мне сказать, только «я, я»? Ты же скальд, ты должен уметь говорить красиво. А ты только смотришь…
– Нет, Сангриль! Я…
– Смотрит и смотрит, дырку уже проел глазами… А чего смотрит? – пожаловалась она неизвестно кому. – Ну, говори же, говори! Ну, что ты хочешь мне сказать?! Говори, если уж догнал!
Почему же она так зла на него? Ведь это же не он предал, это же его предали… Чем-то знакомая фраза…
Когда-то, в далеком прошлом, он уже говорил ее себе, вдруг вспомнил Сьевнар. Да, точно, когда его выдал толстогубый олич Алека. Этот тоже злился на него потом, словно винил в чем-то. Пока самого не сожрали свеоны, выбросив в море кости и потроха.
– Ну, говори же! – она даже притопнула от нетерпения ножкой. – Чего хотел, зачем догонял?!
И тут же, как она часто делала, не дала ему ответить:
– Ты хочешь сказать, что я плохая, да? Плохая, скверная, не дождалась, нашла себе мужа! А где ты был, миленький мой, где болтался в своем викинге? Зачем бросил меня одну?!
И опять – неправда! – мелькнуло у Сьевнара. То есть неправда не то, что она его бросила, неправда, что он ее бросил… «Он бросил, она бросила, они бросили…» – мысленно спотыкался Сьевнар. Да пусть его сожрут великаны – не об этом речь! Он совсем не хотел говорить, что она плохая. Совсем о другом!
– Да, плохая, пусть! Тебе-то что?! Какое твое дело?! – продолжала Сангриль все тем же звенящим, словно бы обвиняющим тоном. – Что ты теперь ходишь за мной? Поздно ходить!
– Я не бросал тебя…
– Не бросал? Нет, конечно! Ты просто ушел. А мне что было делать, когда ты ушел с дружиной? Отец Бьерн сказал – мол, ярл Альв говорил со мной, он хочет взять тебя в жены! Я уже дал ему свое согласие, говорит… Ты думаешь я не отказывалась? Отказывалась, много раз отказывалась, ждала тебя, дурака. А он говорит – я уже сказал свое слово! У мужчины, говорит, не бывает второго слова, значит, ты станешь женой молодого ярла, и не спорь со мной… Думаешь – не отказывалась? Я ему – нет, а он мне – да! Бил меня по груди и животу своей здоровой рукой. Он же сильный, даже с одной рукой – сильный. А потом схватил за волосы, затащил в сарай, бросил на пол и овладел мной, как женщиной… Сказал – теперь ты видишь, чего стоят все твои капризы? А теперь ты пойдешь замуж за ярла, иначе в следующий раз я убью тебя! – сказал он… И я испугалась, да! Больно было, и страшно… Ты хоть понимаешь, как мне было больно и страшно? – рассказывала зло Сангриль и напористо, как будто насмехаясь над ним. – Впрочем, где тебе понимать, ты же где-то блуждал, гонялся за своей мужской славой! Ты же воин, не ведающий чувства страха! А я была одна… И я пошла, да. Когда синяки сошли с кожи, я пошла к Альву Ловкому и стала его женой…
– Я убью его! – это единственное, что он смог выговорить.
Кровь стучала в висках, и земля качалась под ногами, как море.
– Вот-вот! Отец тоже говорил – убью! Вы все одинаковые, все мужчины!
– Нет, Сангриль, все не так…
Но она все равно не слышала его, не хотела слышать.
– Убьешь? А кого убьешь? Кого ты собрался убить? Отца? Альва? А может – самого конунга Рорика, старшего владетеля фиорда? Может, ты всех убьешь? И что будет, когда ты убьешь кого-нибудь? Что это изменит?!
Не находя слов, Сьевнар попытался взять ее за руку, но она мгновенно отстранилась, отступив на шаг. Смотрела все так же презрительно и упрямо.
– Убьешь – убивай! Делай что хочешь! Просто ты не свеон по крови, ты – чужой, ты не понимаешь наших обычаев…
Это-то тут при чем? – успел он подумать. Это отец-насильник напел ей в уши, что он чужой по крови? Или – новоявленный муж?
– Глупый ты! Ты думаешь я обижаюсь на отца за то, что он меня изнасиловал?!
Не убудет, небось! – она пренебрежительно фыркнула. – Просто перетерпеть – и все, девушка должна уметь терпеть… Он – отец, владетель в своем доме, он делает что хочет в своем владении. Сам Один, Все-Отец, всегда брал себе в жены своих дочерей, кто об этом не знает? Зато Альв, мой Альв, мой хороший муж, ласков ко мне и дарит подарки! Зато я теперь – жена ярла! И не жалею об этом! И мои будущие дети родятся ярлами, будут владеть землей и водой! А что ты думаешь? На мне уже сейчас надето больше золотых и серебряных украшений, чем я видела за всю предыдущую жизнь, а ярл Альв Ловкий, мой муж, обещает подарить еще. Девушка должна сама позаботиться о себе! Я это тебе уже говорила, а ты не понял, глупый…
«Что он думает? Вот об этом он как раз и думает, все время думает об этой фразе – девушка должна сама позаботиться о себе! Страшные для него слова, звучат как проклятие богов!»
Но Сьевнар не успел ничего ответить.
– А теперь – уходи, воин! – твердо заявила она. – Я больше не хочу тебя видеть! Не хотела и не хочу! И не ходи за мной больше, не смотри на меня! Любящая дочь идет навестить своих любимых родителей, и нечего за мной ходить! Не то я пожалуюсь мужу или его брату, конунгу, которому ты так преданно служишь! Ты понял меня, мальчик-воин?! Ты как был мальчиком, так и остался, ты еще много не понимаешь в жизни. Уходи!
Она еще раз обдала его холодной синевой глаз, резко повернулась и зашагала вперед, не оглядываясь. Тонко, насмешливо позванивали в такт шагам ее дорогие украшения, слышал Сьевнар.
Он остался на месте, и смотрел ей вслед, и не хотел смотреть, не хотел больше ничего видеть.
Сьевнар еще не успел понять всего, не мог до конца осознать то, что рассказала ему Сангриль, но главное понял сразу. Отчетливо понял, что они никогда больше не будут вместе.
Потом он все равно начнет подолгу перебирать в уме весь разговор, каждое его слово, как дети перебирают собранные камешки, будет без конца сожалеть о том, многом, что хотел и не успел ей сказать, о чем не сумел напомнить…
За что, боги? Почему все так нескладно, жестоко и глупо?!
Женщин любить
В обманах искусных, —
Что по льду скакать
На коне без подков
Норовистом, двухлетнем
Коне непокорном
Иль в бурю корабль
Без кормила вести
Иль хромцу за оленем
В распутицу гнаться…
Речи Одина. VII–X в. н. э.
Альв Ловкий, младший владетель фиорда, хлопотал по хозяйству с раннего утра, и никак не мог остановиться.
А когда ему останавливаться? Брат Рорик со своими дружинниками вернулись из удачного набега, и только и сделал, что сгрузил с морских драконов тюки с добычей, где гнутые золотые украшения перемешаны с коваными железными заготовками, а дорогие шелка – с грубым сукном. Потом герои-дружинники сразу ударились в яростный хмельной разгул и безудержное обжорство. Рабы с ног сбивались, без конца накрывая столы странникам морских полей. Надрывали пупки, выкатывая из глубины погребов тяжелые бочки с пивом.