Слабости мои увидит враг при свете дня.

За тебя отдам я в жертву всю мою родню,

Аромат твой на ладонях до сих пор храню.

Я ведь был тебе желанным, верным был тебе,

А теперь я всем неверным равен по судьбе.

Я ведь был тебе желанный, ты добра была,

А теперь ты равнодушна, словно умерла.

Эти груди — два граната, спелых два плода,

Не носи ты их на рынок — слышишь? — никогда.

И покуда не сошьют мне саван мертвеца,

Знай, тебя любить и помнить буду до конца.

До конца не позабуду, буду век с тобой,

До конца с твоею буду связан я судьбой.

Ни к чему мне все богатства, клады ни к чему,

Изо всех сокровищ мира лишь тебя приму.

Разве ты мне не сказала: «Вечером приду»?

Ждал тебя я до восхода, на свою беду.

Вот уже и осень красит зелень в желтый цвет,

Сам желтею, оттого что милой рядом нет.

На горе, всех прочих выше, мы построим дом,

Там без горя и печали вместе заживем.

Хорошо, когда в дороге от луны светлей,

Хорошо припасть губами к родинке твоей.

Дом твой рядом, лишь циновка разделяет нас,

Но всегда с тобою кто-то в полуночный час.

Пусть же мне пробьют гвоздями эту пятерню,

Пусть грозят меня повесить и предать огню,

Лишь бы мне тебя увидеть, стойкость сохраню.

Помнишь день, когда тебя я встретил у ручья?

Я вздыхал, ты улыбалась, милая моя.

Мне сказать тебе хотелось: «Здравствуй. Как живешь?»

Но твоя смущала бойкость, вызывая дрожь.

Я хотел бы от подруги ласки и тепла,

Чтоб она меня у речки загодя ждала.

Я хотел бы, чтоб подруге не знаком был страх,

Чтобы спрашивала смело о моих делах.

Встречу тысячу подружек и, однако, вновь

По тебе я затоскую, первая любовь.

Ты доить корову села как-то вечерком,

Я вошел, а ты прикрыла личико платком.

Для тебя рубашкой тонкой стать бы я не прочь,

Днем служить тебе чадрою и подушкой в ночь.

У ручья близ узкой тропки посажу цветы,

Щедро их полью водою, пусть растут густы,

Может быть, придешь на берег, здесь присядешь ты.

Неужели ни в овчарне, ни в твоем дому

Я тебя, мою подружку, да не обниму!

Голос твой отсюда слышу, ты — рукой подать,

За меня б ты замуж вышла, да перечит мать.

Словно стих заупокойный, твой напев «бай-бай»,

На твоей руке уснуть бы и увидеть рай.

Я тебе своею кровью написать хочу,

Может, северному ветру письмецо вручу.

Но ведь ветер ненадежен, ходит не спеша,

Сам к тебе с письмом отправлюсь, так горит душа.

Сколько муки мне досталось от твоих очей,

Можешь ты утихомирить этих палачей?

Дай мне губы, дорогая, их лобзать позволь,

Ты в моем несчастном сердце успокоишь боль.

Боль моя, как боль Фархада,[80] я и сам такой,

Как Фархад, тружусь напрасно, камень бью киркой.

Для тебя срывал я розы, лез из кожи вон,

Ждал ночами, и, однако, мне один урон.

Поклянусь на каждой суре,[81] развернув Коран,

Я не пащенок безродный, не введу в обман.

Снег в горах уже чернеет, пятнами пошел,

Не простил меня мой ангел, на меня он зол.

Платье черное не вешай посреди двора,

От меня ты прячешь сердце, а к другим добра.

Дай обнять мне стан твой тонкий, ну, не будь строга,

Я ведь знатный, отпрыск бека, а тебе слуга.

Прежде ты меня любила, помыкала мной,

А теперь, когда не любишь, где найду покой.

Ты, чей рот коралл и жемчуг, жить иди в мой дом,

Всем врагам твоим всевышний пусть отплатит злом.

Буду я молить Аллаха, чтобы ты цвела,

Чтоб четырнадцатилетней ты всю жизнь была.

Я и сыч — мы оба в горе, рок у нас один,

Оба мы живем в пустыне и среди руин.

Жизнь отдам за эти очи, жилки на руках,

Пусть твои проступки свалит на меня Аллах.

Мы с тобой в одной скорлупке, как двойной орех,

По любви тебя я выбрал, так скажу при всех.

ДРУГ И ПОДРУГА

(Бахтиарская песня)[82]

— Мой друг, я видела сама, ты палкой был побит,

Подобно иве над рекой, душа моя скорбит.

— Подруга, душу за тебя отдам я, не грусти,

Из-за моей любви к тебе готов я все снести.

— Ни днем, ни ночью не найду покоя, сущий ад,

Любая сладость для меня, — увы, — змеиный яд.

— Зову: любимая моя! — любимой нет моей.

Акула, что ли, увлекла подругу в глубь морей?

Я глубь морскую рассеку, любимую найду,

В Мальмир[83] родимый привезу, дворец ей возведу.

Я днем в оковах нищеты, печалью ночь гнетет,

В тоске по родинке твоей я стал как нищеброд.

Мы друг от друга далеки, меж нами кручи скал,

В тоске по