Еще один шаг в сторону жизни. Совсем недавно она говорила, что почти умерла. Она появилась через пять минут в шляпе, жакете и с коричневым чемоданчиком в руке. Я взял у нее чемодан, и мы отбыли.

Чтобы сэкономить время, я намеревался растолковать ей программу нашего вечера, когда мы сели в такси, но ничего не вышло. После того, как я сказал шоферу: «Городской морг, Четыреста Двадцать Девятая Восточная», он вылупился на нас, как баран, а потом мы, наконец, поехали. Она сказала, что хочет задать мне один вопрос. Я ей, конечно, позволил.

Она придвинулась ко мне так близко, что ее губы оказались на расстоянии дюйма от моего уха, и спросила:

– Почему в таком случае Питер хотел уйти с оружием?

– Вы что, на самом деле не догадываетесь?

– Нет, я… Нет, конечно. Откуда я могу знать?

– Вы могли все вычислить. Он решил, что на оружии ваши отпечатки, и хотел их стереть.

Она в изумлении уставилась на меня. Ее лицо находилось так близко от моего, что я не мог его видеть.

– Но откуда… Нет! Он не мог так подумать! Не мог!

– Если вы хотите, чтобы нас не слышали, говорите тише. Почему он не мог? Ведь вы могли? Вам можно, а ему, выходит, нельзя. Теперь вы склонны поменять точку зрения, что произошло не без нашего участия. Он же все это время был изолирован от внешнего мира и, очевидно, продолжает так думать. А почему бы и нет?

– Питер думает, что я убила Майкла?

– Разумеется. Раз он знает, что сам его не убивал. Ему ничего другого и в голову не приходит.

Она вцепилась в мой локоть обеими руками.

– Мистер Гудвин, я хочу его видеть! Я должна его видеть прямо сейчас!

– Увидите, но не там, куда мы едем, и не прямо сейчас. Бога ради, не раздавите мне руку. Успокойтесь и встряхнитесь. Вам еще предстоит работа. Я собирался сообщить вам обо всем необходимом потом, но вы напросились.

Так что когда такси остановилось на обочине перед моргом, я все еще не успел проинструктировать ее по данному вопросу, а поскольку я не хотел, чтобы слышал шофер, я велел ему подождать, оставив в качестве залога чемодан, помог ей выйти из машины, после чего мы с ней прошлись до угла и назад. Я не знал, в каком состоянии оказались ее мозги после всего услышанного, поэтому постарался, чтобы она уяснила свою задачу еще до того, как мы войдем в морг.

Здесь меня знают, следовательно, было бы мудрей послать ее туда одну, но я не стал рисковать. Я сказал сидевшему за столом в предбаннике сержанту, фамилия которого была Донаван, что моя спутница хотела бы взглянуть на тело женщины, найденное на берегу реки. Он уставился на миссис Моллой.

– Как фамилия дамы?

– Какая разница? Она гражданка нашей страны и исправно платит налоги.

Он покачал головой.

– Такое правило, Гудвин, вы же знаете. Фамилия?

– Миссис Элис Белт, «Черчилль-отель».

– О'кей. И кто же, по ее мнению, покойница?

Такие расспросы, насколько мне известно, не совсем законные, и я не стал отвечать на вопрос. После небольшого ожидания служащий, которого я не знал, повел нас длинным коридором в то самое помещение, где когда-то давно Вулф положил два старых динара на веки мертвого Марко Вукчича. Теперь на том длинном столе под яркими лампами было распростерто другое тело, до половины укрытое простыней. С головой занимался знакомый мне помощник медицинского эксперта. Когда мы подошли к столу, он поприветствовал меня и, отложив свои инструменты, отошел. Сельма вцепилась мне в локоть пальцами – не потому, что она была испугана, а потому, что так было задумано по сценарию. Голова убитой женщины была обезображена, и Сельме пришлось наклониться, чтобы рассмотреть ее получше. Через четыре секунды она выпрямилась и дважды стиснула мой локоть.

– Нет, не она, – произнесла вслух Сельма.

В сценарии не было указано, что она должна повиснуть на моей руке, когда мы будем уходить, однако она, можно сказать, висела на ней весь обратный путь по коридору и до ворот. И только у стола Донавана, к которому я подошел сказать, что миссис Белт не опознала тело, она выпустила мою руку.

Когда мы вышли на улицу, я замедлил шаги и спросил у нее:

– Насколько вы уверены?

– Абсолютно. Она.

Обычно по Тридцать Четвертой улице не едешь, а ползешь, но сейчас здесь было свободно. Всю дорогу Сельма сидела, откинувшись на спинку сиденья и закрыв глаза. За какой-то час она получила три сильнейших удара: первый – узнала, что П.Х. считает ее убийцей собственного мужа; второй – поняла, что он сам не был его убийцей; третий – видела труп. Пора ей было брать выходной.

Когда мы прибыли в старый особняк, я помог ей подняться по ступенькам и снять пальто, а потом велел следовать за мной. Через несколько секунд мы очутились в южной комнате. Солнце давно спряталось, но и без него комната выглядела чудесно. Я зажег свет, положил чемодан на полку и отправился в ванную проверить, на месте ли полотенца, мыло, стакан и все остальное. Она рухнула в кресло. Я растолковал ей назначение двух телефонных аппаратов, один из которых служил для внутренней связи, другой для внешней, сказал, что Фриц принесет ей поднос с едой, и оставил наедине с невеселыми думами.

Вулф находился в столовой в состоянии, близком к голодной смерти. Также чувствовал себя и Сол Пензер. Фриц стоял в своей обычной позе.

– У нас дома гостья, – сообщил я. – Миссис Моллой. С багажом. Я показал ей, как запирается дверь. Ей не хочется есть на людях, поэтому, надеюсь, ей отнесут еду в комнату.

Начались бурные дебаты. На обед было свиное филе, обжаренное и тушенное в вине со специями. Наши кавалеры решили, что ей непременно должно понравиться. А если нет, что тогда?.. Уже было восемь, я изнемогал от голода, а посему оставил их со своими проблемами, отправился на кухню и положил себе целую тарелку филе. К тому времени, как я вернулся в столовую, проблема с подносом для миссис Моллой была решена, я занял свое место, взял нож и вилку и принялся за работу.

– Когда я накладывал себе в тарелку свинину, я раздумывал над диетой игрока в мяч, – разглагольствовал я. – Полагаю, все зависит от самого игрока. Возьмем, к примеру, этого парня, Кампанеллу, которому наверняка приходилось ограничивать свой аппетит…

– Помолчи, Арчи.

– Что?! – изумился я. – Табу на какие бы то ни было деловые разговоры за столом ввели вы, а не я. Но, сменив для поддержания разговора тему, скажу вам, что изучение человеческого лица в состоянии стресса, весьма и весьма занятное зрелище. Возьмем, к примеру, лицо женщины, изучением которого я занимался полчаса тому назад. Она смотрела на бренные останки и узнавала ту, которую совсем недавно видела здоровой и веселой, но она не хотела, чтобы об этом стало известно посторонним. Она пыталась сделать из своего лица непроницаемую маску, но в той ситуации было, увы, не просто.

– Н-да, должно быть интересно… – комментировал Сол. – Так ты говоришь, она сразу же ее опознала?