Несмотря на то что Насуада много раз слышала голос Эльвы, все равно каждый раз в душе ее вспыхивала тревога, ибо из уст этой малышки исходил голос, исполненный горечи и насмешки, голос взрослой женщины, прожившей тяжелую жизнь. Стараясь не обращать внимания на эту особенность Эльвы, она ответила:

— Нет, ты гораздо сильнее меня. Я же не испытывала одновременно еще и боль Фадавара. Спасибо, что осталась со мной. Я знаю, чего это тебе стоило, и очень тебе благодарна.

— Благодарна? Ха! Благодарность — это для меня пустое слово, госпожа Ночная Охотница. — Детские губы Эльвы исказила неприятная усмешка. — А поесть у тебя ничего не найдется? Я жутко проголодалась.

— Фарика оставила хлеб и вино на столе, — сказала Насуада, и девочка, бросившись в противоположный конец шатра, впилась в кусок хлеба, точно голодный волк, и принялась руками запихивать его в рот. — Во всяком случае, тебе, надеюсь, уже недолго все это терпеть, — вздохнула Насуада. — Как только Эрагон вернется, он тут же снимет с тебя свое заклятье.

— Возможно, — пожала плечами Эльва. Проглотив полкаравая, она решила передохнуть и сообщила: — Между прочим, я солгала тебе насчет исхода этого испытания.

— Как это?

— Ну, я видела, что ты проиграешь.

— Проиграю?..

— Если бы я честно тебе призналась, твои нервы не выдержали бы и ты сдалась еще на седьмом порезе. Так что сейчас на твоем месте сидел бы Фадавар. Вот я и решила сказать тебе именно то, что тебе необходимо было услышать. И оказалась права.

Холодок пополз по спине Насуады. Если это действительно так, то она в еще большем долгу перед этой девочкой-ведьмой. И все же ей было не по себе, оттого что Эльва так легко манипулирует ею. Пусть даже ради ее же, Насуады, собственного блага.

— Понятно. Похоже, я должна еще раз поблагодарить тебя.

Эльва рассмеялась каким-то дребезжащим, старческим смехом.

— И тебе это страшно неприятно. Так? Ну, не важно. Не тревожься из-за того, что могла меня этим обидеть. Мы ведь с тобой очень полезны друг для друга. А остальное не имеет значения.

Насуада вздохнула с облегчением, услышав, как один из гномов, охранявших ее шатер, бывший капитаном данного патруля, ударил своим молотом по щиту и провозгласил:

— Травница Анжела просит разрешения войти, госпожа Ночная Охотница!

— Пусть войдет, — откликнулась Насуада.

Анжела не вошла, а влетела в шатер; на ее согнутых руках висело множество различных корзиночек и мешочков. Вьющиеся волосы грозовым облаком обрамляли ее весьма озабоченное ныне лицо. За нею по пятам следовал кот Солембум в своем естественном, кошачьем, обличье. Он тут же прильнул к коленям Эльвы и принялся тереться о них, выгибая спинку.

Бросив свой багаж на пол, Анжела выпрямилась и воскликнула:

— Ну вот, снова! То ты, то Эрагон! Похоже, я нахожусь среди варденов исключительно для того, чтобы лечить вас двоих, ибо вы оба ведете себя настолько глупо, что даже не понимаете: нужно все-таки постараться, чтобы вас не превратили в форшмак! — Говоря это, маленькая женщина решительно принялась разматывать бинты на правой руке Насуады, то и дело цокая языком и выражая этим свое край нее неодобрение. — Обычно, когда целитель спрашивает пациента, как тот себя чувствует, пациент начинает зрать, цедя сквозь зубы, что, дескать, ничего, не так уж плохо, но могло бы быть и лучше, а целитель говорит в ответ: «Ну что ж, все отлично! Постарайтесь не унывать и вскоре совсем выздоровеете». Но тут, я вижу, дело обстоит иначе. Хотя в ближайшем будущем ты явно не вскочишь на ноги и не по бежишь во главе войска, дабы в очередной раз сразиться с Империей. Это я тебе точно говорю.

— Но я ведь поправлюсь, верно? — робко спросила Насуада.

— Поправилась бы, если бы я могла воспользоваться магией, чтобы залечить твои раны. Но поскольку этого сделать я не могу, то какие-то прогнозы давать гораздо сложнее. Придется тебе потерпеть и выждать, чтобы все это зажило само. Впрочем, так терпит большинство людей. Будем только надеяться, что ни в один из этих порезов не попадет инфекция. — Она перестала возиться с бинтами и посмотрела девушке прямо в глаза. — Ты хоть понимаешь, что на руках у тебя теперь останутся шрамы?

— Ну, останутся так останутся.

— Верно, в общем…

И Насуада, сдерживая стоны, отвернулась, чтобы не видеть, как Анжела зашивает ее порезы и покрывает их толстым слоем кашицы из истолченных в порошок целебных растений. Краем глаза Насуада видела, что Солембум вспрыгнул на стол и уселся рядом с Эльвой. широкой мохнатой лапой подцепил кусок хлеба с тарелки и стал есть, посверкивая белыми зубищами. Черные кисточки на ушах у кота-оборотня, слишком большие для обычной кошки, подрагивали, когда он прислушивался к металлическому звону оружия и доспехов воинов, проходивших мимо шатра.

— Барзул! — вырвалось у Анжелы. — Только мужчины могли придумать, что надо резать себя, чтобы определить, кто вожак стаи! Идиоты!

Смеяться Насуаде было больно, но она все же не сдержалась.

— Это точно! — с трудом выдавила она.

Когда Анжела кончала накладывать своей пациентке последний бинт, тот же гном-охранник крикнул у входа в шатер:

— Стой! — И тут же послышался дробный звон металла — это охрана скрестила мечи, закрывая путь тому, кто пытался без разрешения проникнуть в шатер.

Насуада, не задумываясь ни секунды, выхватила из ножен, пришитых к лифу, маленький четырехдюймовый кинжал. Пальцы не слушались и казались какими-то слишком толстыми, словно распухшими; мышцы руки тоже отказывались ей повиноваться. У нее было такое ощущение, словно рука ее заснула; не спали только те тонкие жгучие линии, которые она сама нанесла на своем предплечье.

Анжела также выхватила кинжал, который достала откуда-то из недр своих одежд, загородила Насуаду собой и пробормотала какую-то фразу на древнем языке. Спрыгнув на землю, Солембум низко присел у ног Анжелы; шерсть у него встала дыбом, отчего он казался крупнее иной собаки. Из глотки кота доносилось тихое басовитое рычание.

Эльва же продолжала есть как ни в чем не бывало. Она изучила кусок хлеба, который держала двумя пальцами, точно некое диковинное насекомое, потом обмакнула его в бокал с вином и сунула в рот.

— Госпожа! — вскричал кто-то из людей. — Эрагон и Сапфира быстро приближаются к нам с северо-востока!

Насуада сунула кинжал в ножны и, заставив себя встать с трона, сказала Анжеле:

— Помоги мне одеться.

Анжела поднесла к ней расстегнутое платье, так что Насуаде осталось только шагнуть в него. Затем Анжела бережно продела ее руки в рукава, а затем принялась шнуровать платье на спине. Ей помогала Эльва. Вместе они быстро привели Насуаду в надлежащий вид.

Насуада осмотрела свои руки, на которых теперь совсем не видно было бинтов, и спросила:

— Как ты думаешь, мне стоит скрывать свои раны или пусть все смотрят?