Молот Збрхла дошел до клина. Высоко задранный кверху помост из двух сбитых гвоздями трапов рухнул вниз, угодил концом в просвет, выбранный в фальшборте галеры. Каравелла в соответствии с пойманным Дебреном ритмом как раз взбиралась на волну, подгоняемая ветром с кормы, орудие вывалилось на помост, промчалось через абордажный борт, наклонилось к корме, как и весь корабль. Ветер частично притормозил наклон, остальное Дебрен довершил магией. У него аж в ушах загудело, но расчет был верный: «Арамизанополисанец», более длинный, стоящий в дрейфе и раскачивающийся в совершенно другом ритме, тоже начал задирать нос, а поскольку нос у него был там, где у «Ласточки» корма, то теперь помост начал наклоняться в другую сторону, и онагр, не успев повалиться на левый бок, проехал сквозь проем в фальшборте.

— Руби!

Одновременно с выкриком Дебрен послал очередную порцию чар. Теперь, когда последняя машина оказалась на палубе галеры, захрустела по песку, рванула сеть и замерла, повалив лишь половину бикопулисских моряков, потеря трапа уже не была столь трагической. Збрхл немного расслабился, и молот мог — не должен был, мог, — ударить в другой клин чуть позади. Тогда перекинутый через блок линь мог бы не подхватить трап противовесом из набитого в сеть балласта, и помост ударился бы либо в фальшборт галеры, либо, что хуже, в ее кормовую надстройку.

Подгоняемый чарами молот ударил. Помост действительно задел за какую-то балку и проделал в борту «Арамизанополисанца» еще одну, в три фута длиной, выщербину, но трап уже стоял, уставившись концом в затянутое тучами небо.

— «…направил чары так, что даже воздух от электричества завихрился, — диктовала в надстройке Лелиция Солган, — небо пронзили молнии длиной в три с четвертью мили, а океан покрылся пеной. Матросы дрогнули, адмирал, удерживающий руль, ухватился за священный медальон, ища помощи у Господа…»

— Где твои глаза, мадамочка? — Збрхл отставил молот и потянулся к кружке. — Он же яйца себе чешет, потому что раньше не мог, и вспотел от волнения. Как и все мы. Уф-ф, у меня даже в глотке пересохло.

— «…и потом некоторые говорили, якобы крылья ангельские меж парусами видели, что, по мнению не пожелавших себя назвать экспертов, отнюдь не исключено, ибо магия, Божией силой не поддерживаемая, есть ничто». Точка. Проверьте орфографию, особенно ты, Небрим. Листы посыпьте песком, потому что влажно, чернила медленно сохнут. Да, прекрасное получилось у нас вступление. Три полных абзаца. Благодарю, Дебрен. Так и продолжай. Пусть посмотрят цеховые бездари, на что способна женщина. Покажем им драконий коготь боевого описательства!

— Мы встречаемся во все более узком кругу, — заметил Дебрен, вертясь на табурете. Хоть стол занимал значительную часть капитанской каюты, под ним было удивительно тесно, и магун уже второй раз чувствовал на своей ноге чью-то чужую. — Неужто пиво наконец-таки свалило ротмистра?

— Еще не наварили такого пива, которое справилось бы со Збрхлом. — Венсуэлли прижал кубком край пожелтевшего пергамента, сдул пыль. — Речь пойдет о секретных вещах, а Збрхл, ничуть не приуменьшая, живет за счет кондотьерства. Он уже под столькими штандартами служил, что они у него в голове путаются, и он перед каждой битвой на листочке записывает, кого давить, а к кому отнестись лояльно.

— Грубый мужлан, — надула ярко накрашенные губы Лелиция Солган. — Терпеть не могу людей, которые данный нам Творцом язык, чудо несказанное, ругательствами засоряют. Конечно, это вина не его, а общества, чрезмерно долго знавшего лишь мужское правление, женщин же, а значит, и их деликатность не допускавших в свой круг, но…

— Здесь не сборище высвободившихся баб, Солган. Разумеется, не твоя вина, что у тебя все путается в голове, поскольку ты именно с таких реляций и начинала, то есть с описаний того, что в Эйлеффе носят, однако вынужден тебе напомнить, что здесь не показ мод, а военный совет.

Хронистка состроила обиженную мину и отодвинулась чуть подальше.

— А кстати, — сказал Дебрен. — В конце концов, что у нас за экспедиция? Вы что-то говорили о ее научном характере, а теперь речь вдруг пошла о войне.

— Одно другого не исключает, — бросил из глубины кресла Гремк. Он сидел, развалившись по-хозяйски, потягивая маримальское из хрустального бокала. — Без науки не было бы прогресса, а без прогресса — войн. Отец Отцов издавна сию очевиднейшую истину миру вещает, призывая к сокращению количества светских школ.

— Экспедиция научная, и точка, — припечатал Венсуэлли. — Ее цель — обнаружение новых земель и разведка дорог к ним, в основном путем составления карт. А вам, господин Гремк, напоминаю, что не кто иной, как митрополит Зули, Отец Отцов Бенемахт XII, при известии об открытии Нового Света и уступчивых уговорам язычников, готовых к обращению в махрусианство, посохом своим изволил по столику инкрустированному грохнуть и радостно воскликнуть: «Я этого ожидал!» Щепки, оставшиеся от столика, — ценная реликвия, продаваемая по два талера.

— Погодите-ка. — Дебрен подвинулся вместе с табуретом. — Ничего не понимаю. По Каналу плавают к северному Виплану, к разным странам, но только к известным, веками почитающим знак Кольца. Можно на восток, к Волкании, отклониться, но зачем? Чтобы натолкнуться на ледяные горы? Полюс искать? Это, конечно, захолустье, но захолустье, так сказать, задворки нашего мира, известного, которое и открывать незачем, ибо оно давно открыто. И что за географическая экспедиция без капеллана? Кто новую землю окропит, именем Махруса Избавителя в свое лоно примет, первых дикарей в истинную веру обращать начнет? А может, у нас на борту поп есть? А? Сквозь стену моей каюты слышно какое-то невнятное бормотание вроде молитвы… Венсуэлли?

— Это не поп, — осторожно ответил адмирал. — Нам специалист по окроплению ни к чему, ибо наша цель уже освящена.

— И что же это за цель? Легендарная Кариатиния? Здесь, в Анвашском Канале? Который маримальцы именуют Горловиной? Здесь, где кораблей, лодок и сумасшедших, желающих вплавь преодолеть пролив, полным-полно, как крупы в крупнике? Что здесь можно научно исследовать? Рыбьи повадки, пожалуй, если только брехтские рыбаки не выловили всех рыбин до единой.

— Вот где цель, — ткнул пальцем в карту Венсуэлли.

— Сиренья сиська? — удивился магун. — Ничего не скажешь — соблазнительная… Фантазерами были древние картографы, ох фантазерами… У наших баб такую с трудом отыщешь, а что уж говорить о морской деве, которая вовсе и не млекопитающее даже…

— Дебрен, поосторожнее, не заставляй меня краснеть, — предостерегла чувственным голосом Лелиция Солган. И при этом выгнулась, как разбуженная кошка, натянув кафтанчик и доказывая тем самым, что под ним есть кое-что посолиднее, нежели у настоящей сирены из плоти и крови, хоть и не настолько большое, как у той, что украшает карту.

— Ослеп ты, что ли, мэтр? Гляди, куда я указываю! Сюда, на остров. Маленький, но он, думаю, виден? А? Вот тут, к востоку от Дракского архипелага.

— Малый Чиряк? — прочел на карте Дебрен. — Что за название такое? Тьфу! К тому же в Маримале, славящемся своей изысканностью…