Но не только земляки болели за ребят, не только их семьи внимательно следили за тем, что только что произошло. Было что-то особенное в том, как первокурсники одержали победу, и это привлекло внимание практически всех обитателей и гостей Поукипси в тот день, как и внимание поклонников гребли по всей стране, которые слушали радио или читали об этом в газетах на следующий день. Несмотря на практически полное отсутствие драматизма в гонке, «Нью-Йорк таймс» – само воплощение восточной мысли – назвал гонку «великолепной». И люди восторгались не только вкусом победы и рекордным временем 10.50. Они были поражены тем, как легко парни прошли эту дистанцию. С первого выстрела и до последнего залпа они гребли так, как будто они могли идти с той же скоростью еще три километра, пять или десять. Они плыли с таким хладнокровием, так «невозмутимо», как написали в «Таймс», настолько сосредоточенно, что на финише, вместо того чтобы развалиться на скамьях и судорожно хватать ртом воздух, как обычно делают гребцы в конце гонки, они сидели ровно и спокойно оглядывались по сторонам. Они выглядели так, будто просто вышли немного поразмяться вечерком, удивляясь, по какому поводу вокруг столько шума. Для всего мира они казались наивными западными простаками.

Через час второй состав Сиракузского университета продлил дни славы своего тренера, когда им удалось справиться с яростным натиском парней Академии морского флота – даже тогда, когда загудели громкие сирены на эсминце, подбадривая кадетов – и выиграть вторую гонку дня.

К началу третьего, самого важного события дня, гонке основных составов университетских сборных, солнце стало заходить, и туманные сумерки разлились над рекой. Эл Албриксон вместе с Джорджем Пококом и Томом Боллзом тихо шагали по береговой линии в ожидании посадки в вагон прессы на обзорную электричку, когда репортер подошел к главному тренеру и спросил, переживает ли он.

Албриксон усмехнулся, сказал, что абсолютно спокоен, и тут же засунул сигарету в рот не той стороной. На самом деле он больше всего на свете хотел выиграть в гонке основных составов в Поукипси. Ему еще ни разу не удавалось это сделать в качестве тренера, и те люди в Вашингтоне, которые выплачивали ему зарплату, начали это замечать. Но больше всего Албриксон хотел, чтобы спортивный мир с ним считался. В апреле, через несколько минут после того, как основная команда финишировала, выиграв у Калифорнии на озере Вашингтон, «Ассошиэйтед Пресс» выпустила статью, которая разошлась на следующее утро по всей стране. Она гласила: «Хотя команде «Беарс» не удалось обойти ветеранов команды «Хаски»… на последнем, разрывающем сердце рывке, они доказали, что нацелены на Олимпийские игры 1936 года». Для всей страны победа Вашингтона была преподнесена как счастливая случайность. И подобные фразы в газетах выводили Албриксона из себя.

Основная гонка на регате 1934 года в Поукипси обернулась дуэлью между парнями Албриксона и Эбрайта. Все лодки безукоризненно стартовали и первую сотню метров шли нос к носу. Но к концу первых полутора километров шестикилометровой гонки две западные школы вырвались далеко вперед восточных команд. Калифорния сначала вела гонку, потом отстала, потом вернулась на прежнюю позицию. К отметке в два километра Вашингтон вырвался вперед. Обе лодки неслись к железнодорожному мосту, и Вашингтон был впереди, но к тому времени, как они прошли под железным сводом, Калифорния сократила отставание до нескольких сантиметров. В последний километр они сошлись вровень друг с другом и так плыли дальше, гребок за гребком, следующие полкилометра. Потом, на последних 500 метрах, в лодке Калифорнии всю свою мощь показал их огромный, высоченный и невероятно сильный загребной – Дик Бернли. Калифорния вырвалась вперед. Команда Вашингтона упала духом и в итоге финишировала на три четверти корпуса позади. Эбрайт получил лишь первое место на регате Поукипси в отместку за проигрыш на озере Вашингтон и в подтверждение тому заключению, которое сделал журналист «Ассошиэйтед Пресс» в апреле.

Для парней основного состава путь домой, в Сиэтл, на поезде был очень долгим и унылым. По всем внешним признакам, Эл Албриксон стойко принял свое поражение. Он шутил и болтал с парнями в поезде, пытаясь их подбодрить. Но когда ребята уходили из купе, он сидел в одиночестве и курил. В последний раз, когда Кай Эбрайт выигрывал регату, он уехал на Олимпийские игры и вернулся с «золотом», и за этот факт быстро уцепилась «Нью-Йорк таймс», точно так же как и «Ассошиэйтед Пресс», газеты предсказали, что Калифорния снова поедет на Олимпийские игры, уже 1936 года. Предположение было не слишком уместным и однозначным, Албриксон это отлично понимал. Следующие Олимпийские игры будут только через два года. Но ему теперь оставалось только принять неумолимый и безжалостный факт: у Эбрайта действительно была способность выигрывать наиболее важные, решающие соревнования.

Через десять дней Джо Ранц снова сел в поезд, наблюдая через испещренное мухами окно вагона, как начинает разворачиваться новая катастрофа для Америки.

После их победы в Поукипси он съездил в Пенсильванию, где навестил своего дядю Сэма и тетю Алму Кастнер, которые приютили его много лет назад, когда умерла его мать. Потом он отправился в Новый Орлеан. Он бродил по задымленному городу, любовался видом огромных кораблей, бороздивших просторы Миссисипи над прибрежными улицами, поедал огромными подносами дешевых креветок и крабов, а иногда – полные чашки с дымящимися похлебками гумбо или джамбалайи, наслаждался ритмами джаза и блюза, которые проносились по улицам Французского Квартала теплыми, шелковистыми вечерами, пахнувшими жасмином и бурбоном.

Теперь он направлялся домой, проезжая через всю Америку, которая медленно начинала высыхать.

Лето в том году было необычайно жарким на большей территории Соединенных Штатов, хотя засуха 1936 года затмит даже эту жару. В Дакоте, Миннесоте и Айове летняя погода началась очень рано. К 9 мая в городке Сиссетон, Южная Дакота, температура поднялась до сорока трех градусов. К 30 мая она составляла уже 45 градусов. В тот же день в Спенсере, штат Айова, было 43 градуса, в Пайпстоне, Миннесота, – 42. Жара все усиливалась, а дожди перестали идти. В Су-Фолс, Южная Дакота, выпало только два миллиметра осадков в мае, прямо посреди сезона роста кукурузы.

С центральных равнин иссушающая жара разошлась по всей стране. К июню более половины Соединенных Штатов были в ужасных условиях экстремально высоких температур и жестокой засухи. В Сент-Луисе тем летом температура восемь дней подряд не опускалась ниже 38 градусов. В аэропорте Мидуэй в Чикаго шесть дней подряд она держалась на 38 градусах и достигла рекорда за всю историю измерений 23 июля, на отметке в 43 градуса. В городе Топика, в Канзасе, ртуть пройдет отметку в 38 градусов сорок семь раз за то лето. Этот июль станет самым жарким месяцем, когда-либо отмечавшимся в Огайо.

На Дальнем Западе было еще хуже. В городе Орофино, штат Айдахо, жара достигнет 48 градусов 28 июля. Десять штатов с самыми высокими средними температурами по стране в то лето все были западными. И наихудшая жара была не на юго-востоке, где этого можно было ожидать, где быт и посев культур были к этому приспособлены. Вместо этого засуха выжгла огромные участки региона между Скалистыми горами и горами на западе и даже кое-где местами вечнозеленые леса Северо-Запада.