Когда машина плавно тронулась с места, Тим повернулся ко мне и с улыбкой официально произнес:

– Анастасия Ланье, вы всегда можете рассчитывать на мою помощь, а также на одну большую порцию мороженого.

– Только на одну? – спросила я, «обиженно» нахмурившись. Он хотел перевести разговор в шутку, и я поддержала заданный тон.

– Знаешь что… не бери на себя повышенные обязательства, все равно больше двух шариков ты не съешь.

Мы засмеялись.

Тим подвез меня к ресторану и поехал на мойку, а я, желая узнать правду, смело открыла дверь «Старого льва». Миновала закрытую гардеробную, свернула направо и оказалась в просторном красно-коричневом зале, заставленном кадками с пальмами и круглыми столиками в окружении стульев. Оглядевшись, я увидела Клима Шелаева. Положив ногу на ногу, он вальяжно сидел около окна и курил. Перед ним стояла белая чашка с блюдцем и матовая металлическая пепельница. Черная рубашка делала его внешность мрачноватой, но две расстегнутые пуговицы несколько смягчали впечатление. Сделав два шага, я встретила его острый взгляд и направилась к столику.

Клим Шелаев замер, затем сделал глубокую затяжку, выдохнул клубы дыма и резко откинулся на спинку стула. Если бы я не была уверена, что он ждет меня, я бы подумала: он рассержен. Ну, будто я своим появлением испортила ему настроение и завтрак.

– Анастасия Ланье, – вместо приветствия произнес он и бесцеремонно ощупал глазами мое худое тело.

– Здравствуйте. – Я села, положила сумочку на соседний стул и выпрямилась.

– Анастасия Ланье, – повторил Шелаев.

– Да, это я. Не очень изменилась с тех пор…

– Очень изменилась, – перебил он и холодно улыбнулся. – Когда враг столь прекрасен, даже лучше…

Мозговые процессы в голове на некоторое время дали сбой, и я не сразу сообразила, что речь обо мне. И хотя в голосе Шелаева иронии было предостаточно, я поймала искренность в его словах и точно определила, что в данном случае моя прекрасная внешность не плюс, а минус. Вернее, плюс, который станет минусом для меня, но… О, я запуталась и, когда подошел официант, вцепилась в папку меню, как утопающий хватается за бревно! Двумя руками, изо всех сил!

– У меня есть к вам несколько вопросов. Только вы сможете на них ответить…

– С чего ты взяла?

– Ну да, ответить на них могут многие, но, кроме вас, мне обратиться не к кому.

– Два кофе и тирамису для дамы, – не дожидаясь, пока я изучу список блюд, сказал Шелаев официанту и перевел взгляд на меня: – Черт, как ты похожа на мать… Старуха тебя сожрет с потрохами и будет права. Или не права. Как считаешь?

– Не знаю…

– Ей не на кого делать ставку, вот в чем дело. Кора пускает деньги по ветру, Нина слишком тиха и слаба, а Валерия получила при рождении все, кроме ума и достоинства. Валерия, Валерия… Эдита Павловна не позволила при рождении дать внучке положенную фамилию Чердынцева и потребовала записать ее как Ланье, но это не помогло… Насмешка судьбы состоит в том, что ни на кого, кроме тебя, нельзя взвалить славу и мощь Ювелирного Дома. Ты, малышка, следующая.

Я слушала, затаив дыхание. Кто еще столь доходчиво, быстро и точно донесет до меня правду? Но, увы, меня не волновали бабушкины «игры в шахматы», и какая фигура стояла на какой клетке, интересовало меня меньше всего. Я не ощущала себя ни слоном, ни конем, ни пешкой, ни ладьей… Скорее, я походила на белую шашку, случайно попавшую не на то поле.

А Шелаев стал старше, и это бросалось в глаза. С одной стороны, его внешний вид можно было назвать интеллигентным (если отойти метров на десять и надеть неподходящие очки), с другой стороны, он выглядел стопроцентным волчищей, соскучившимся по парной ягнятине.

– Я хочу поговорить об ожерелье, – проблеяла я, обрастая кудрявой шерстью. – Давайте я расскажу, как оно ко мне попало и кого я подозреваю… на кого думаю… а вы…

– Настя, – перебил Шелаев, – с чего ты взяла, что я стану тебе помогать?

Подошел с подносом официант, поставил на стол чашки и тарелку с тирамису, поменял пепельницу и ушел… Я уставилась на пирожное и почувствовала, как к глазам подступают слезы. Неожиданные. Когда я плакала последний раз?..

– Помогите просто так, – тихо произнесла я.

– О, Ланье собирается расплакаться, – резко произнес Шелаев, протянул руку, взял меня за подбородок и заставил поднять голову. – Не делай этого, – попросил он спокойно, и я не смогла определить, прозвучало требование или сочувствие. – Я не пожалею тебя, поверь.

– Что вам стоит объяснить мне некоторые вещи? – втянув обратно слезы, отдернув подбородок, спросила я. Наверное, в моих зеленых глазах вспыхнул огонь злости, потому что на лице Шелаева появилась самодовольная улыбка. Он молчал. Молчал и смотрел на меня. – Зачем вы согласились встретиться, если не хотите помочь?

– Я должен был увидеть тебя. – Он вновь протянул руку, вновь взял меня за подбородок и бесцеремонно провел большим пальцем по нижней губе. При этом смотрел мне в глаза и будто что-то искал в них. Его прикосновения смяли мою душу, сделали ее колючей, но податливой… – Анастасия, вот наши дороги и пересеклись…

Резко поднявшись, вырвавшись из плена, я взяла сумочку и кинула на Шелаева отчаянный, но переполненный гневом взгляд. О нет, я уже не собиралась блеять!

– Я больше никогда в жизни не позвоню вам.

– Позвонишь, – заверил он, вынимая из пачки следующую сигарету.

– Вы ужасный человек.

– Не хуже твоей бабушки.

– Вы… – Я сжала губы, развернулась и направилась к выходу. Он был прав: глупо, бесконечно глупо ждать от врага участия. Или я до конца не понимала, что он враг? «Зато теперь нет сомнений!»

Закрыв дверь ресторана, я несколько секунд стояла на месте, вдыхая и выдыхая. Смятение праздновало в душе победу, и только один человек на свете мог меня утешить. Павел. Мне хотелось набрать его номер, но рука не потянулась к мобильному телефону. Вынув из кармана сумки резинку, я стянула волосы в хвост и поплелась по улице, надеясь наткнуться на станцию метро.

* * *

Бабушка собиралась на выставку ювелирных украшений долго и шумно. Настроение у нее было неважное, и я готовилась к нервной экскурсии, сдобренной рубинами, бриллиантами, золотом и серебром. Слова Шелаева кружили вокруг меня пчелами, и отмахиваться от них не очень-то получалось. Что произошло между ним и Эдитой Павловной? Как это связано с моей мамой? Почему я так мучаюсь после встречи с ним? Действительно ли этот человек опасен? Но, по сути, он меня и пальцем не тронул. Или тронул?.. Да, тронул. Но в каком-то неведомом смысле… Сумасшедший дом какой-то.

Я стала думать о Павле и этим спаслась.

Выставка не произвела на меня особого впечатления – я делила украшения на красивые и не очень, часто морщила нос там, где ожидалось восхищение, и имела неосторожность назвать браслет из жемчуга дребеденью. Мне вообще никогда не нравился жемчуг, и даже если он имеет редкий оттенок, я не готова упасть в обморок и потом всю оставшуюся жизнь переживать, что «это чудо» принадлежит не мне.