Так рассуждал в отчаянии своем наш герой. Очнувшись вдруг,заметил он, что где-то стоит на Литейной. Погода была ужасная: была оттепель,валил снег, шел дождь, — ну точь-в-точь как в то незабвенное время, когда, встрашный полночный час начались все несчастия господина Голядкина. «Какой тутвояж! — думал господин Голядкин, смотря на погоду, — тут всеобщая смерть…Господи бог мой! ну где мне, например, здесь карету сыскать? Вон там на углу,кажется, что-то чернеется. Посмотрим, исследуем… Господи бог мой!» — продолжалнаш герой, направив слабые и шаткие шаги свои в ту сторону, где увидел что-топохожее на карету. — «Нет, я вот как сделаю: отправлюсь, паду к ногам, еслиможно, униженно буду испрашивать. Дескать, так и так; в ваши руки судьбупредаю, в руки начальства; дескать, ваше превосходительство, защитите иоблагодетельствуйте человека; так и так, дескать, вот то-то и то-то,противозаконный поступок; не погубите, принимаю вас за отца, не оставьте…амбицию, честь, имя и фамилию спасите… и от злодея, развращенного человекаспасите… Он другой человек, ваше превосходительство, а я тоже другой человек;он особо, и я тоже сам по себе; право, сам по себе, ваше превосходительство,право, сам по себе; дескать, вот оно как. Дескать, походить на него не могу;перемените, благоволите, велите переменить — и безбожный, самодовольный подменуничтожить… не в пример другим, ваше превосходительство. Принимаю вас за отца;начальство, конечно, благодетельное и попечительное начальство подобные движениядолжно поощрять… Тут есть даже несколько рыцарского. Дескать, принимаю вас,благодетельное начальство, за отца и вверяю судьбу свою и прекословить не буду,вверяюсь и сам отстраняюсь от дел… дескать, вот оно как!»

— Ну, что, мой милый, извозчик?

— Извозчик…

— Карету, брат, на вечер…

— А далеко ли ехать изволите-с?

— На вечер, на вечер; куда б ни пришлось, милый мой, куда бни пришлось.

— Нешто за город ехать изволите?

— Да, мой друг, может и за город. Я еще сам наверное незнаю, мой друг, не могу тебе наверное сказать, милый мой. Оно, видишь ли, милыймой, может быть, все и уладится к лучшему. Известно, мой друг…

— Да, уж известно, сударь, конечно; дай бог всякому.

— Да, мой друг, да; благодарю тебя, милый мой; ну, что же тывозьмешь, милый мой?..

— Сейчас изволите ехать-с?

— Да, сейчас, то есть нет, подождешь в одном месте… так,немножко, недолго подождешь, милый мой…

— Да если уж на все время берете-с, так уж меньше шестицелковых, по погоде, нельзя-с…

— Ну, хорошо, мой друг, хорошо; а я тебя поблагодарю, милыймой. Ну, так вот ты меня и повезешь теперь, милый мой.

— Садитесь; позвольте, вот я здесь оправлю маленько;извольте садиться теперь. Куда ехать прикажете?

— К Измайловскому мосту, мой друг.

Извозчик-кучер взгромоздился на козла и тронул было парутощих кляч, которых насилу оторвал от корыта с сеном, к Измайловскому мосту. Новдруг господин Голядкин дернул снурок, остановил карету и попросил умоляющим голосомповоротить назад, не к Измайловскому мосту, а в одну другую улицу. Кучерповоротил в другую улицу, и чрез десять минут новоприобретенный экипажгосподина Голядкина остановился перед домом, в котором квартировал егопревосходительство. Господин Голядкин вышел из кареты, попросил своего кучераубедительно подождать, и сам взбежал с замирающим сердцем вверх, во второйэтаж, дернул за снурок, дверь отворилась, и наш герой очутился в передней егопревосходительства.

— Его превосходительство дома изволят быть? — спросилгосподин Голядкин, адресуясь таким образом к отворившему ему человеку.

— А вам чего-с? — спросил лакей, оглядывая с ног до головыгосподина Голядкина.

— А я, мой друг, того… Голядкин, чиновник, титулярныйсоветник Голядкин. Дескать, так и так, объясниться…

— Обождите; нельзя-с…

— Друг мой, я не могу обождать: мое дело важное, не терпящееотлагательства дело…

— Да вы от кого? Вы с бумагами?..

— Нет, я, мой друг, сам по себе… Доложи, мой друг, дескать,так и так, объясниться. А я тебя поблагодарю, милый мой…

— Нельзя-с. Не велено принимать; у них гости-с. Пожалуйтеутром в десять часов-с…

— Доложите же, милый мой; мне нельзя, невозможно мне ждать…Вы, милый мой, за это ответите…

— Да ступай, доложи; что тебе: сапогов жаль, что ли? —проговорил другой лакей, развалившийся на залавке и до сих пор не сказавший нислова.

— Сапогов топтать! Не велел принимать, знаешь? Ихняя чередапо утрам.

— Доложи. Язык, что ли, отвалится?

— Да я-то доложу: язык не отвалится. Не велел: сказано — невелел. Войдите в комнату-то.

Господин Голядкин вошел в первую комнату; на столе стояличасы. Он взглянул: половина девятого. Сердце у него заныло в груди. Он было ужехотел воротиться; но в эту самую минуту долговязый лакей, став на порогеследующей комнаты, громко провозгласил фамилию господина Голядкина. «Эко ведьгорло! — подумал в неописанной тоске наш герой… — Ну, сказал бы ты: того…дескать, так и так, покорнейше и смиренно пришел объясниться, — того…благоволите принять… А теперь вот и дело испорчено, вот и все мое дело на ветерпошло; впрочем… да, ну — ничего…» Рассуждать, впрочем, нечего было. Лакейворотился, сказал «пожалуйте» и ввел господина Голядкина в кабинет.

Когда наш герой вошел, то почувствовал, что как будто ослеп,ибо решительно ничего не видал. Мелькнули, впрочем, две-три фигуры в глазах:«Ну, да это гости», — мелькнуло у господина Голядкина в голове. Наконец нашгерой стал ясно отличать звезду на черном фраке его превосходительства, потом,сохраняя постепенность, перешел и к черному фраку, наконец получил способностьполного созерцания…

— Что-с? — проговорил знакомый голос над господиномГолядкиным.

— Титулярный советник Голядкин, ваше превосходительство.

— Ну?

— Пришел объясниться…

— Как?.. Что?..

— Да уж так. Дескать, так и так, пришел объясниться, вашепревосходительство-с…

— Да вы… да кто вы такой?..

— Го-го-господин Голядкин, ваше превосходительство,титулярный советник.

— Ну, так чего же вам нужно?

— Дескать, так и так, принимаю его за отца; сам отстраняюсьот дел, и от врага защитите, — вот как!

— Что такое?..

— Известно…

— Что известно?

Господин Голядкин молчал; подбородок его начинало понемногуподергивать…