Этот террор, добавим мы, существует и по сей день, ибо антинорманистские статьи, как правило, редакциями не принимаются, ибо культ самооплевывания русского народа, как мы видели, дожил по крайней мере до 1953 г.

Убеждение в полной неспособности русских к чему-нибудь собственному и оригинальному дошло до того, что даже русские летописи стали считать подражанием византийским и находили, что наши летописи полны экстрактов из византийских историков, что является совершенной ложью, которую легко может опровергнуть всякий нейтральный международный трибунал.

Мало того, русские былины, русское искусство, пение, музыку — словом, все считали заимствованным от кого-то.

Забывают, и мы хотели бы подчеркнуть особо, что гениальный русский сатирик Салтыков (Щедрин) прекрасно понимал подоплеку норманизма и безжалостно высмеял его с его уродливыми продолжателями.

В «Дневнике провинциала в Петербурге» он изобразил типичного «пенкоснимателя» Неуважай Корыто, представителя того направления, которое во всем русском видело заимствование у иностранцев.

Неуважай Корыто, автор «Исследования о Чурилке», «доказывал», что герой русского эпоса Чурило Пленкович на самом деле был швабский дворянин Чуриль, что Владимир Красное Солнышко был датчанин Канут, а Илья Муромец и Добрыня Никитич — сподвижники этого Канута.

Мог ли думать незабвенный творец «Истории города Глупова», что его убийственный сарказм останется втуне? Прочтите Стендер-Петерсена (1953) или Пашкевича (1954), и вы в этом убедитесь. Последний договорился даже до того, что считает Владимира Красное Солнышко чистокровным скандинавом, а митрополита Илариона… потомком скандинава, ибо он не может себе представить, чтобы обыкновенный русс мог быть столь талантливым.

Мы не можем отказать себе в удовольствии напомнить, что Салтыков распространил свой сарказм и на представителей убеждения, что и в русской музыке все заимствовано. Он представляет читателю некоего «исследователя» Болиголова, автора диссертации под заглавием: «Русская песня: Чижик, чижик! Где ты был? — перед судом критики».

Этот «исследователь» доказывал подложность «Чижика»…

— Ужели же, наконец, и «Чижик, чижик. Где ты был?» — изумлялись окружающие пенкосниматели.

— Подлог-с!

— Позвольте-с! Но каким образом вы объясните стих «На Фонтанке воду пил?» Фонтанка — ведь это наконец… наконец, я вам должен сказать, что наш почтеннейший Иван Семенович живет на Фонтанке!

— И пьет оттуда воду! — сострил кто-то.

— Подлог! Подлог! И подлог-с! В мавританском подлиннике именно сказано: «На Гвадалквивире воду пил». Всю Европу, батюшка, изъездил, чтобы убедиться в этом!

— Это удивительно! Но как вам пришло на мысль усомниться в подлинности «Чижика»?

— Ну, уж, батюшка, специальность моя такова!

Читатель, вероятно, смеется. Увы, все это было бы смешно, когда бы не было так грустно: с родной историей проделывают всерьез то же самое.

Возьмем договор Олега с греками. — «Подлог-с!» — восклицает Шлёцер (да и не только он). «Да и самого-то Олега никогда не существовало», — добавляет норманист Таубе.

Возьмем Владимира Красное Солнышко, — казалось бы, славянин и православный. «Подлог-с! — восклицают Баумгартен и Таубе вкупе с Пашкевичем. — Подлог-с! Чистейший скандинав и притом благонамереннейший католик-с!»

Ну а «Русская Правда»? Подлог-с! Чистейший свод германских законов, а что терминология вся русская, такая же, как в других славянских «Правдах», вовсе не испытавших варягов, то это так, только пыль пущена для затемнения… мы уж, поверьте, свое дело знаем!

А Псалтирь и Евангелие, найденные в Корсуни святым Кириллом, «рускыми письмены» писанные? Подлог-с! Обман… На самом деле следует читать «пруськыми письмены», — нарочито букву «п» пропустили! Ну а «Слово о полку Игореве»? Подлог-с! Истинный подлог-с! Ужли не знаете? Начитался это обер-прокурор Святейшего Синода граф Мусин-Пушкин «Задонщины», где Русь разгромила татар, воодушевился, знаете, а патриот он был первоклассный, замечательный, да и воспел тайком поражение русских от половцев! Не зазнавайтесь, мол!

Ну а «Влесова книга»? Ну, кто, батенька, этому верит! Я хоть и не видал и не читал ее, а знаю наверное — подлог-с! Поверьте, такова уж моя специальность!

Так, читатель, толкуют блудословы нашу славную старину, и нет конца мутному потоку «исследований» Пашкевичей, Вернадских, Таубе, Стендер-Петерсенов, Ковалевских и прочая, и прочая…

Для них находятся и деньги, и издательства, и прекрасная бумага, а правда о нашей родине бесплодно и безнадежно толкается по редакциям наших зарубежных изданий. Чеховское Общество, например, в одной из антинорманистских рукописей не нашло «ничего нового»…

Бесплодно стучится правда о Руси потому, что всеми редакциями (за ничтожными исключениями) принята теория, доказывающая, что русские еще издревле — холуи. И никакое свободное слово протеста против этой совершенно необоснованной, дикой теории не находит себе места на их страницах. Такова любовь к родине тех, которые пишут это слово только с большой буквы!

Неужели пребывание в зарубежье заставило всех так закостенеть, что вопрос о национальной чести уже никого не интересует? Неужели не будет осуществлено элементарное право быть выслушанной и другой стороне, т. е. стороне в защиту древних руссов?

Будем надеяться, что обсуждение вопроса о том, кто мы такие, будет все-таки поставлено в порядок дня. Никто не может сказать, что он не важен.

На этот вопрос до сих пор история не имеет возможности ответить уверенно. Существующие в летописях списки митрополитов противоречивы и состоят из голых имен, ни одним словом не упоминая о времени, когда они жили.

Древнейшее сведение о первом митрополите дает, по-видимому, Иоакимовская летопись. Закончив описание войны Владимира с польским королем Мешко, она говорит: «По сем же иде Владимир на Булгары, и победи их, мир учини, и прият крещение сам и сынове его, и всю землю Русскую крести. Царь же болгарский Симион присла иереи учены и книги довольны, и посла Владимир во Царьград к царю и патриарху просити митрополита, они же весьма возрадовашася, и прислаша митрополита Михаила, мужа весьма ученого и богобоязненного, болгарина суща, и с ним четыре епископы и многи иереи, диаконы и демественники (певчие) от славян».

Мы не будем здесь разбирать явно неверное сообщение летописи: во-первых, Владимир воевал с волжскими, а не дунайскими болгарами, во-вторых, крещение его в Корсуни разобрано нами достаточно подробно ранее, в-третьих, царь болгарский Симеон царствовал с 893 по 927 г. и, следовательно, умер задолго до Владимира[116].