– Обязательно! – пообещала Полина и задумалась, посмотрела в боковое окно, помолчала, снова повернулась к нему и продолжила творить магию своим голосом: – Но ни один снимок не передаст масштаба этой красоты. А знаешь, какие там люди? Вот это точно другая вселенная, другой мир. Вообще просто другой. Они живут на самом берегу Енисея, и вся их жизнь подчинена его ритму жизни, природе, временам года. Основное занятие мужчин – рыбалка и охота. Они добытчики. Рассказы про пьяную Россию – очередной миф. Есть там и пьяницы, но единицы, а не все повально. В большинстве своем на Севере живут настоящие мужчины, труженики, и удивительные женщины им под стать. Вот начинается весна, и они ждут ледохода, как самого важного события в жизни, и говорят: «Енисей пошел». И когда ледоход начинается, там грохот стоит, как из пушки палят. Такая мощь и сила, крошатся огромные глыбы льда, влезают торосами на берег. Представляешь, ночью спать невозможно, такой стоит гул и треск. Ледоход – это завораживающее зрелище! А у местных трудная пора, готовится снаряжение для рыбной ловли и охоты, ремонтируются старые лодки и делают новые. Это так интересно: лодка выдалбливается из цельного дерева, а потом нагревается на костре и специальными распорками расширяется, чем-то там ее обрабатывают и снова распорками. И они такой низкой посадки, я пробовала несколько раз на этих лодочках ходить, так сразу кувыркнулась, это просто невозможно, только местные и управляются. После ледохода начинается сезон рыбной ловли, это вообще искусство особое. Браконьерят, конечно, но понемногу, без вредительства. А потом начинается лето, заготовка, сенокос, рыбалка. Рыбу коптят, солят, заготавливают на зиму, продают в городах, на трассах и на причалах туристам с катеров. Красиво летом удивительно, эти леса чудесные, сосны вековые стоят, как исполинская рать до неба, грибы, самые вкусные в мире. Но добыть это нелегко. От мошки можно конкретно с ума сойти. Она залезает везде, под рукава, в сапоги, под накомарник, не берут никакие репелленты, а люди работают каждый день с утра до вечера. Спасаются только дегтем, который делают из бересты, собак им обмазывают, детей. Потом начинается осень. Фантастически красивая там осень. Аж сердце замирает и дух захватывает от этих красок от особого багрянца. И такой тонкий-тонкий, прозрачный становится воздух, что видно далеко-далеко. А мужики идут на охоту. Сначала вырезают из дерева фигурки уток и раскрашивают под оперение, связывают веревкой. На берегах под лесами и на островках ставится временная постройка, и мужчины по двое и трое живут там по две-три недели, а то и больше и добывают уток с помощью подсадных деревянных. Уток потом коптят и заготавливают на зиму. Женщины собирают ягоды, грибы, травы, коренья, урожаи с огородов, дел у всех невпроворот. А там уж и зима. И снова красота невероятной силы и мощи. Порой морозы за пятьдесят, печки топятся по три раза в день, и от мороза дымка такая, а над избами столбами ровными вверх поднимается дым печей. А мужики уходят на промысел. По первому устоявшемуся льду начинают завозить на заимки, в охотничьи домики все необходимое и живут там по нескольку месяцев. В полном одиночестве, только охотничьи собаки с ними, и никакого телевизора и компьютера, а про остальные гаджеты совсем смешно говорить. Другой мир. Настоящий. А связь с домом у них только по рации, и новости по приемнику слушают. Добывают пушного зверя на продажу и съестного на солонину. А те, кто дома остался, занимаются зимней рыбалкой. Это тоже еще та засада! С осени ловят маленьких рыбок, живцов, и складывают их в такой узкий деревянный ящик с открывающейся крышкой. Ящик опускают в воду, и эта рыбешка живет там всю зиму. Как только встанет лед, у каждого хозяина есть своя полынья, в которую он опускает этот ящик и привязывает его веревкой к вбитому в лед шесту, а рядом лунка для ловли. На этого живца и ловят налима. Вот сколько рыбешек заготовил с осени, столько налима и поймаешь зимой. И не просто так, его из лунки леской не вытащишь, надо голой рукой в воду залезть и выдергивать рыбину и на лед бросать, а морозец ниже тридцати не опускается. И отлынить, на больничный, скажем, уйти или в запой не получится. Потому как если ты каждый день не покормишь своих живцов, они помрут, и останется семья без рыбы, а это один из основных продуктов.

– Ты прямо этим людям хвалебную оду поешь, – усмехнулся Клим ее горячности.

– Пою. И не скрываю этого, – кивнула Полина. – Знаешь, есть такое понятие: «соль земли». Вот они и есть эта самая соль. Люди, которые просто честно, достойно каждый день делают свое дело. А дело это простое: чтобы семья жила в достатке, жены были за ними как за каменной стеной, и дом полон, и дети могли получить любое образование и ни в чем не нуждались. Эти люди свою жизнь, свое дело любят и не хотят никакой другой, а еще они бесконечно любят свою родину, эти трудные, удивительные и уникальные места. Это очень простые и невероятно глубокие и интересные люди, потрясающей душевной чистоты и доброты. Меня вот сразу взяла под свою опеку Агафья Кузьминична, научила многому: и готовить сибирские старинные блюда, и шушукать, чтобы отвести от родных лихое и дом-семью защитить, и плетению особому ковров домашних, и соленья делать такие, что можно язык проглотить, и простой мудрости житейской. Я слушала истории ее жизни и поражалась силе чувств этих простых, казалось бы, людей. Там все спокойно, неспешно, красиво и мощно. Вот в этом спокойствии и крепости, с которой строится их жизнь, и осознании правильности своего бытия и есть их сила. Я когда первый раз вернулась из Сибири в Москву, наверное, месяц смотрела на людей и не понимала, что они вообще делают и чем заняты. Кому нужны все эти менеджеры миллионами, движение по миру совершенно бесполезного товара, все эти безумные дорогие вещи? Это бесконечное потребления без крупицы вложения собственного труда. Миллионами, миллиардами? Действительно, другая планета. И эта пропасть между настоящей жизнью и искусственной меня просто раздирала. Между той, в которой люди делают дело своими руками и умом, и той, в которой люди ничего не делают сами и даже не думают сами.

Клим вдруг круто свернул на обочину, остановил машину, и Полина не успела еще и сообразить, в чем дело, а он перегнулся к ней, притянул к себе и возле самых ее губ признался:

– Не могу больше терпеть, так хочется поцеловать твой голос, тебя. Такая ты вся вкусная…

И поцеловал ошеломленную Полю, тут же потерявшую голову от такого напора и растворившуюся в его горячем поцелуе.

– Ничего себе, – шепотом восхитилась она, когда Клим оторвался от ее губ, и потрогала их осторожно кончиками пальчиков.

– И что там дальше, про соль земли? – спросил он, еще раз быстро поцеловав ее, и улыбнулся.

– Про соль земли, наверное, все, – растерянно ответила Полина.

– А я бы еще послушал, – выруливая снова на шоссе, попросил Ставров.

– Я могу на эту тему до утра рассказывать и рассуждать, так что ты очень вовремя меня остановил, – усмехнулась девушка. – А то бы завелась про Россию в целом, перешла бы к истории и возмущаться принялась тем, как нас пытаются столетиями, тысячелетиями принизить, выставить в самом неприглядном свете, извести. Я вот уверена, что Европа не сможет никогда понять Россию. Не сможет, и все. У них заточенность мышления совершенно иная, пуганая: небольшие территории стран, и каждый сам за себя. Запад в целом никогда не поймет русского человека, для этого надо жить веками с подсознанием масштаба нашей территории, то есть: это все моя страна, и наличием в генах жертвенности во спасение рода, будущего и жизни этой страны. Им невозможно осознать, что если отнять у нас сотовые, Интернет, да хоть вообще электричество, для большинства русских ничего особо и не изменится. Ну достанут с чердаков керосиновые лампы, ну приспособят генераторы под дрова, если понадобится, и продолжат жить как и жили. Потому что большинство-то вот там, в этих селах и городах, в Сибири и на Севере, за полярным кругом и на Дальнем Востоке, на Алтае и в Средней полосе. Там наша соль земли, а не здесь, в мегаполисах. И случись что, не приведи господи, это они и спасут Россию, и поднимут, и заново выстроят. Они и такие, как ты.