На подгибающихся ногах я двинулся дальше, и вскоре мои ноздри, во многом заменявшие теперь утраченный слух, уловили запах дыма. Где-то неподалеку горел огонь и не просто горел, а поджаривал что-то вкусное. Яйцо не подавало о себе никаких известий, а значит, непосредственная опасность отсутствовала. Тем не менее я не стал соваться к костру напрямик, а сначала решил выяснить, что за публика возле него собралась.

И опять проклятая глухота подвела меня. Какой-то незнакомец, вышедший из зарослей где-то позади, обогнал меня и, небрежно кивнув головой (а вернее, лохматым безобразным обрубком, эту голову заменявшим), направился в сторону костра. Палка, которую он нес на плече, была унизана лупоглазыми озерными рыбинами.

Повезло, подумал я. А ведь так недолго и нож в спину схлопотать. Надо взять себе за правило почаще озираться. На яйцо надежда слабая – оно предчувствует только ту опасность, которая угрожает непосредственно ему.

Бывает и так, что в большом городе тебе за целый день никто и куска хлеба не подаст, но я не мог припомнить ни единого случая, когда меня прогнали бы от костра, одиноко горевшего в пустыне, в чащобе или на обочине дороги. Вселенское братство бродяг никогда не откажет в гостеприимстве своему случайному сотоварищу, пусть даже у того не все ясно с происхождением, сзади волочится длинный хвост, а количество конечностей явно превышает общепринятую норму.

Два десятка существ, лежавших и сидевших вокруг костра, принадлежали, как минимум, к семи различным расам, но их объединяла одна общая примета – массивное кольцо, вдетое в нос или в ухо. Это были ульники – цыгане Тропы, о которых я много слышал, но воочию видел впервые.

Не здороваясь (никогда не здоровайся первым, если не имеешь представления о языке хозяев), я поклонился огню и скромно присел в сторонке. Никто не зацепил меня ни словом, ни взглядом, только какой-то коротышка, сплошь заросший зеленоватой буйной шерстью, молча протянул снятый с огня прут, на котором приняла свою смерть здоровенная жирная рыбина, в недавнем прошлом сама любившая закусить чужой плотью. Колесо жизни, ничего не поделаешь. Когда-нибудь кто-то скушает и нас.

И, хотя мое измученное тело требовало пищи, как можно больше пищи, я так и заснул с недоеденным куском в руке. Впрочем, состояние, в которое я впал, было скорее беспамятством, чем сном. Чтобы так спать, нужно иметь очень надежного ангела-хранителя.

Проснулся я на ложе из хвои, куда меня оттащили ульники, накрытый мягкими шкурами. Завтрак состоял из той же самой рыбы, только уже холодной, и какого-то напитка, весьма похожего на настойку кокаина. У меня после него не то что язык, а даже небо онемело.

Затем ульники стали собираться в дорогу, и я присоединился к их маленькому табору. На меня сразу же взвалили увесистый тюк с неизвестным грузом, а в ухо вставили кольцо, благо, что дырка там уже имелась (не в мочке, а непосредственно в раковине, и появилась она не красоты ради, а вследствие попадания арбалетной стрелы).

Когда со всеми формальностями было покончено и я стал полноправным ульником (терпимое отношение ко мне, кроме всего прочего, объяснялось еще и недостатком в носильщиках), караван тронулся в путь.

Кое-кто из новых товарищей пытался заговорить со мной, но я только виновато пожимал плечами и тыкал пальцем в окольцованное ухо, дескать, ничего не слышу. Я по-прежнему знал множество языков, но понимал только два, вернее даже один, – общий для тенетников и вредоносцев. Впрочем, жестами общались и некоторые другие ульники, так что я мало чем выделялся из общей среды.

Покинув берег озера, ульники вскоре достигли леса, с которым у меня были связаны не самые приятные воспоминания. Правда, двигались они не по дикой чащобе, как это пришлось делать мне, а по вполне приличной дороге, не менее древней, чем окружающий ее лес.

Начав этот путь, я предполагал, что упаду уже через пару верст, но вскоре совершенно освоился с новыми для меня обязанностями вьючного животного. Надо было идти мерно, ступать на всю подошву, корпус держать расслабленно и чуть-чуть наклонно, а главное, время от времени прикладываться к кожаной фляге, которую мне предусмотрительно повесили на грудь. Это был тот самый напиток, который я отведал пред отправкой в путь. Он прогонял не только усталость и боль, но и мрачные мысли.

На привале я стал свидетелем его Приготовления. Из тюка, похожего на мой, как две сиськи одной бабы, извлекли несколько зеленых кирпичиков, напоминавших плиточный чай, растворили их в речной воде, налитой в объемистый кожаный мешок, а потом стали бросать туда раскаленные булыжники. Напиток закипел еще даже раньше, чем это произошло бы в медном котле над костром. Теперь-то я знал, что за товар мы транспортируем на своих спинах. Это был наркотик, хотя по земным меркам и довольно легкий. Будем надеяться, что лапы федерального агентства по борьбе с наркотиками и вредными лекарственными веществами сюда еще не дотянулись.

Карликовое солнце Ясменя никак не давало о себе знать в этом мире, а свет поступал сразу с двух сторон, условно говоря, слева и справа, так что большую часть суток вертикальные предметы отбрасывали сразу две тени.

Через равные промежутки времени, к слову сказать, довольно длительные, левый источник света угасал, и все вокруг приобретало тревожный багровый оттенок, как во время заката, обещающего скорую непогоду. Этот недолгий период можно было с некоторой натяжкой назвать ночью.

Впрочем, ульники придерживались своих собственных жизненных циклов, в которых время бодрствования, почти целиком посвященное тяжкому труду, впятеро превышало время сна. Не знаю, выдержал бы я подобную каторгу, если бы не волшебный напиток, название которого, увы, осталось для меня неизвестным.

Однажды тревога пробежала из головы в хвост каравана, словно разряд электрического тока, но ульники не бросились под прикрытие деревьев, а наоборот, переместились к центру дороги и ускорили шаг.

По их поведению можно было догадаться, что опасность находится где-то справа, в той самой стороне, откуда приходили багровые лучи невидимого светила. Я присмотрелся повнимательней, и мне показалось, что в лесном сумраке мелькнуло несколько крысоподобных ищеек, прикончивших раненого летуна и едва не сделавших то же самое со мной.

Но это еще не все… Не могу утверждать наверняка (трудно смотреть со света в темень), но, по-моему, на спинах ищеек восседали крохотные наездники, чьи глазки-булавочки поблескивали, словно блуждающие огоньки, уводящие неосторожных путников в западню.

Это мне очень повезло с ульниками, подумал я. Что ни говори, а коллектив – большая сила. Даже в Злом Котле.

Тревогу объявляли еще несколько раз, но предполагаемый враг предпочитал пока держаться под сводами Вредоносного бора (так я окрестил для себя эту лесную страну). Однако смутные тени и обманчивые огоньки мелькали там почти постоянно.

Как я понял, дорога имела что-то вроде экстерриториального статуса, гарантированного близлежащими странами.

Конечно, одинокий странник или даже компания из двух-трех попутчиков были заранее обречены, но исчезновение каравана с ценным грузом, кем-то посланным и кем-то другим ожидаемым, обязательно бросило бы тень подозрения на хозяев леса, а те не хотели ссориться со своими могущественными соседями.