«После того как ты уехал, я вспомнил кое-что еще, что показалось мне странным. На похоронах и потом в баре «Салли» вместе с Тобиасом был ветеран первой иракской войны, Гарольд Проктор. Насколько я понял, он не парился ни о чем. Если Проктор так близок с Тобиасом, то лишь потому, что он играет какую-то роль в происходящем. У него есть захудалый мотель неподалеку от Лэнгдона, северо-западнее Рейнджли. Думаю, мне не надо напоминать тебе, насколько это близко к канадской границе».

Ни на одну из фотографий Проктор не попал. Мне приходилось слышать о системе, согласно которой ветераны прошлых войн встречали возвращающихся солдат, но я понятия не имел, как выяснить, участвовал ли в этом Проктор и мог ли он быть среди встречавших Дэмиена Пэтчета, когда тот вернулся домой. Но если Роналд был прав в своей оценке Проктора – а сомневаться в нем у меня не было оснований, – то этот тип представлялся неподходящим кандидатом для торжественной встречи героя.

Роналд дал мне еще два имени: Маллак и Баччи. Напротив имени первого он написал – «из Юнионвилла, но рос в Атланте». Он также подтвердил, что чернокожий и есть Вернон, а бородатый рядом с ним – Причард. Рядом с перечеркнутым лицом высокого мужчины в очках Роналд написал «покойный Харлан». И наконец опознал он и мускулистого парня в инвалидной коляске, едва заметного на заднем плане, – Бобби Жандро. Как там сказал Кайл Куинн, когда я рассматривал в газете фотографию Фостера Жандро?

Нехорошее дело.

Я взял ручку и добавил Фостера Жандро в список покойников.

В мотель Гарольда Проктора Тобиас поехал на следующее утро. Он подумал, что это – судьба: он направлялся именно к Проктору, когда его перехватили мексиканцы. Вот почему, получив указание даже без груза следовать прежним маршрутом, Тобиас не стал перечить. Цель поездки представлялась теперь неясной, хотя, обдумав все как следует, он пришел к выводу, что предвидел именно такой вариант.

– Проктор отваливает, – сказал голос с другого конца телефонной линии. – Хочет выйти. Забери, что еще осталось, и расплатись с ним. Там все равно одна мелочь.

– Уверен, что он не станет болтать лишнего? – спросил Тобиас.

– Он прекрасно знает, какие могут быть последствия.

Тобиас не разделял уверенности звонившего. Он намеревался переговорить с Проктором при встрече, чтобы лично убедиться, что тот в полной мере понимает, чего он не должен делать.

Болело лицо, болели руки. Ибупрофен притупил боль, но не настолько, чтобы он смог уснуть. Впрочем, бессонница в последнее время была ему не внове. В Ираке он так уставал, что мог уснуть даже под минометным огнем, но после возвращения домой начались проблемы – выспаться не получалось, а когда сон все же приходил, то приносил с собой видения. А в последнее время настоящие кошмары. Подумав, он связал ухудшение с одной из недавних, около месяца назад, поездок к Проктору. С тех пор что-то с ним было не так.

Тобиас не был большим любителем спиртного, но сейчас было бы неплохо как следует надраться. Можно было бы попросить у Проктора, но Тобиас не планировал испытывать его гостеприимство долгим присутствием. Да и в любом случае меньше всего он хотел, чтобы копы поймали его с запахом спиртного за рулем фуры, тем более с грузом, стоившим больше любого другого, когда-либо перевозившегося по территории штата.

Словно в подтверждение разумности принятого решения – подождать с утолением жажды до возвращения в Портленд – по дороге в восточном направлении промчался пограничный патруль. Тобиас поднял руку в приветственном жесте – ему ответили тем же. Несколько секунд он смотрел в зеркало заднего вида и облегченно выдохнул, когда патруль скрылся из виду. Нарваться на копов после случившегося прошлой ночью – какая удача! Проктор был просто дерьмовой глазурью на торте из дерьма.

Никаких теплых чувств к ветерану он не испытывал. Проктор был пьяницей и свято верил, что все бывшие военные – братья, но Тобиас смотрел на жизнь иначе. Они сражались в разных войнах, разделенных во времени более чем десятком лет. Они шли разными дорогами. Проктор упивался до смерти, Тобиас поставил целью заработать денег и улучшить свои жизненные условия. Может быть, жениться на Карен, а потом, когда все наладится, уехать куда-нибудь на юг, подальше от проклятых здешних холодов. Летом, за исключением нескольких августовских дней, в Мэне было хорошо, не так жарко и душно, как во Флориде или Луизиане, но зимы сводили на нет все эти преимущества.

Он снова подумал о выпивке. Махнет пару пива по возвращении в Портленд. Тобиас терпеть не мог пьяных – и себя, когда такое случалось, и других. Поэтому и разозлился на Бобби Жандро в «Салли». Бобби набрался и стал открывать рот, привлекая к себе внимание, пусть даже в баре никто уже и не замечал, что творится рядом. Ему было жаль Бобби. Он не представлял, как смог бы жить с такими, как у Бобби, увечьями. Ему хватало и своих ран: он хромал на каждом шагу, испытывал фантомные боли там, где были когда-то пальцы. Но увечья не давали Бобби права трепаться направо и налево. Ему обещали долю, и Джоэл был готов держать слово даже после всего сказанного в «Салли», но теперь этого не хотел Бобби. Он вообще не желал иметь с ними ничего общего, что беспокоило и Джоэла, и остальных. Бобби пытались урезонить, но ничего не получилось. В баре с ним обошлись нехорошо, унизили, но что еще им оставалось?

Никто не пострадает – в этом была суть их договоренностей. К сожалению, в реальном мире такое не всегда возможно, и провозглашенный принцип пришлось слегка подкорректировать. Теперь он звучал так: не пострадает никто из своих. Детектив Паркер сам напросился на неприятности. И Фостер Жандро тоже. И пусть не Тобиас спустил курок, но он согласился с тем, что это необходимо.

Он уже высматривал указатель с названием мотеля Проктора, чтобы подготовиться к повороту. И нервничал. Фура, сворачивающая к богом забытому мотелю, – картина необычная. Такой маневр, да еще вблизи границы, мог привлечь нежелательное внимание. Сам Тобиас в тех случаях, когда перевозились небольшие предметы, предпочитал производить обмен на заправочных станциях или в придорожных забегаловках. Транспортировка крупных предметов, требовавшая заезда в мотель, стоила нервов, но таких поездок оставалось одна-две, и для хранения груза еще нужно было найти подходящее место недалеко от Портленда. После смерти Крамера они приняли решение, что с учетом всех логистических трудностей большая часть габаритного груза не стоит риска. Уж лучше подыскать другой вариант сбыта, даже с меньшей прибылью. Преодолено много трудностей, груз доставлен в Канаду, и было бы непростительной глупостью прятать его в тайник или сбрасывать в какой-нибудь карьер. Покупатели на часть статуй уже нашлись, и на Тобиаса была возложена задача переправить товар через границу. Первую партию он доставил по назначению – груз оформили как каменное садовое украшение для тех, у кого денег больше, чем вкуса, – и без малейших проблем прямо на склад в Пенсильвании. Вторую партию пришлось держать пару недель у Проктора, и для погрузки понадобилось четыре человека и пять часов. Все это время Тобиас ждал появления полицейских или таможенников и до сих пор помнил, какое облегчение испытал, когда работа была сделана, и он вернулся на шоссе и полетел домой, к Карен. Оставалось только рассчитаться с Проктором – и все, конец. Если Проктор и впрямь хочет выйти, что ж, тем лучше. Скучать по нему Тобиас не будет. Ни по нему самому, ни по его вонючему домишке, ни по его паршивому, медленно проседающему мотелю.