— И заработаете там не более трехсот тысяч, — Лев Борисович был неумолим. — Я же и предлагаю вам триста.

— Но если «засветиться» в «Доме Друо», это добавит мне репутации. А вам я продаю вещи как бы «в темную». Вы же никогда не обозначите ее в каталоге...

— Вот еще! Буду я давать сведения о своей коллекции в какие-то каталоги, — фыркнул Барончик.

— А если в каталоге не указано, что вещица поступила в коллекцию через торговый дом такого-то антиквара, антиквар теряет, как это теперь говорят у нас во Франции, в «промоушен»...

— И все же я настаиваю на трехстах, — уперся жадный барон.

— Что же, — привстал на стуле, совсем чуть-чуть, чтобы обозначить свою готовность уйти, старый антиквар, — значит, вы проиграли...

Что-то произошло в зажатом римским поражением мозгу Барончика.

— Кто проиграл? Это я проиграл? — страстным, «актерским» шепотом произнес он.

— Ну, если вы не участвуете в торговой операции и отказываетесь купить вещь за цену торговца, то, как говорят у нас, антикваров, вы проиграли, — повторил несчастный ювелир, не поняв реакции магната.

— Что ты сказал, старая сволочь? Повтори...

— Да не напрягайтесь вы так! Нельзя нервничать из-за каждого проигрыша. Тут проиграли, в другой раз выиграете. Или слово вас обидело? Так тут нет ничего лишнего. Поговорка антикваров. Потому что...

Старый торговец драгоценностями не успел закончить фразу. Лев Борисович встал, зажал в руках два золоченых ножичка для фруктов, которыми во время разговора поигрывал, любуясь яркими солнечными сполохами, и, сделав резкое движение над столом в сторону все еще сидящего партнера по переговорам, сверху вниз вонзил оба лезвия ему в шею над ключицами.

Кровь брызнула так сильно, что в мгновение ока залила белоснежную накрахмаленную скатерть, дав причудливые акварельные разводы.

Тело антиквара конвульсивно дернулось пару раз, голова упала на окровавленную скатерть и теперь слегка подрагивала в ритме бьющей из тела крови.

Точно так же дергался и стоящий над антикваром Барончик.

Наконец мэтр Жерюмо замер. Одновременно унялась и дрожь в теле барона, и он только теперь с удивлением посмотрел на зажатые в руках золотые фруктовые ножи.

— Я никогда не проигрываю! — повторил Лев Борисович фразу, которая сидела внутри как заноза с той минуты, когда он узнал о выигрыше «Спартака» в Риме.

Подбежали охранники.

— Приберите тут. Зачистите, — мрачно приказал ставший прежним Барончик.

— Это мы мигом. Сменить скатерть? — спросил старший охраны, ища глазами официанта.

— Идиот. Сменить все! Зачистить — значит зачистить. А не просто крошки смахнуть.

— Понял, понял, понял, — холодея от страха, закивал тот.

Барончик взял в руки золотую табакерку работы знаменитого петербургского мастера, уже успокоившись, полюбовался игрой света на полированной поверхности и на бриллиантах.

— Какая огранка, ах, какая огранка! И совсем не дорого — 350 тысяч. Не понимаю, чего я на старика взъелся. Ну, да сделанного не исправишь.

— И официанта? — спросил неуверенно старший охраны.

— Я сказал — зачистить. Еще вопрос задашь, сам в зачистку попадешь, — бросил на него раздраженный взгляд Барончик.

Официанта нашли в шкафу. Он умер молча — видимо, был готов с той минуты, как увидел блеснувшие под светом хрустальной люстры два золотых лезвия, вонзившиеся в шею старого ювелира.

— Кто еще мог знать о встрече? — задал уже себе вопрос старший охраны. И решил перестраховаться. В ту же ночь дома были убиты метрдотель, хозяин ресторанчика, второй официант и швейцар.

Зачищенный изнутри, ресторанчик взлетел на воздух через час после того, как барон де Понсе отправился к себе. Взрыв был подготовлен грамотно, соседние дома не пострадали, но заведение выгорело дотла.

Трупов так и не нашли.

Это дело в системе Барончика было хорошо налажено. Уже дома, в своем кабинете, Лев Борисович тщательно протер кремового цвета бархоткой новое приобретение.

Крови на табакерке не осталось. Она была как новая.

— Я никогда не проигрываю! — упрямо заметил Барончик своему кривому отражению в золотом дне табакерки.

Кривизну изображению придавали инициалы наполеоновского вензеля «Н. В.».

«...По ходу сражения Спартак искусно использовал замешательство неприятеля и, появляясь лично в различных местах поля битвы, примером своей необыкновенной храбрости поднял дух гладиаторов, и они с такой силой обрушились на римлян, что за несколько часов полностью разбили их и рассеяли, захватив их лагерь и обоз...»

Начальник Отдела специальных операций (ОСО) Генпрокуратуры РФ старший советник юстиции Юрий Федорович Патрикеев вот уже сорок лет был страстным болельщиком «Спартака». Если учесть, что ему должно было исполниться 60, возникал закономерный вопрос: куда делись остальные почти 20 лет? Ответ прост: лет с пяти до десяти он играл во дворе в волейбол, в лапту, «оленя», «казаки-разбойники», плавал в реке Серебрянка в Измайлово, гонял в футбол на полянах того же парка и не болел ни за кого. С десяти до пятнадцати, когда семья жила на улице Автозаводской, играл в футбол на стадионе «Торпедо» и, естественно, за «Торпедо» же и болел. С 15 до 20 играл в волейбол за «Динамо» и болел уже за бело-голубых...

А потом что-то незаметно произошло в его спортивных пристрастиях. Вдруг понял, что манера, стиль игры «красных» ему импонирует более всего, и как отрезало — только «Спартак»! Вначале болел за футболистов, потом — за хоккеистов, манера которых, как ему казалось, выгодно отличалась от лидера хоккея страны в то время — команды ЦСКА. Если армейцы поражали напористостью, силовой манерой, стремительностью атак, то спартаковцы, особенно если за команду выступали такие гранды мирового хоккея, как братья Майоровы, Старшинов, Саша Якушев, привлекали элегантностью, выверенностью атак (причем никак не скажешь, что менее силовых и стремительных, чем у армейцев), каким-то, если можно так сказать, интеллектуальным атлетизмом.

Стал Юрий Федорович присматриваться и к спартаковцам, выступающим в других видах спорта, хотя раньше и в хоккей, и в баскетбол болел за армейцев. Сменил «цвета» в футболе, стал болеть за спартаковских футболистов и хоккеистов, пересмотрел и свои пристрастия в баскетболе. Особенно когда спартаковский ромбик с упрятанной в нем энергетически мощной буквой "С" (он сам шутя называл ее «витамином С», придающим спартаковцам неуемную энергию во всех видах спорта) стал носить гениальный питерский баскетболист, стройный и элегантный Саша Белов, отличавшийся мягкостью, мощной пластикой пантеры, прыгучестью и редкой грацией и координированностью в атаке...