– Нормально, – откидываюсь на спинку удобного редакторского кресла, – ты рассуждаешь, шеф. Он – живой человек все-таки. Теплый. Точнее – был. Живым. И теплым. С какими-то своими мыслями, желаниями. Стремлениями. Что-то хотел по жизни, любил его, наверное, кто-нибудь. А тут – раз, и нет ничего. Вообще ничего. Как свет выключили…

– Ну, – кривится, – выключили, значит, не повезло. Не у всех, понимаешь, с небесным Чубайсом гармония полюбовная. Я-то тут при каких делах? У меня эта функция таки уже давно отключена, я даже к собственной смерти отношусь как к более или менее значимой информации. И тебе, кстати, то же самое советую. По причинам таки сугубо профессиональным, ничего личного…

Я морщусь, он ухмыляется.

– Знаешь, – продолжает, – мы ведь, как студенты медики, которые в моргах пирожки жуют, бахвальства ради. Вроде как и величайший цинизм, а на самом деле – нормальная психологическая подготовка. Иначе ни один мозг не выдержит. Человек, он все-таки для всех этих медицинских дел не очень-то предназначен, сам понимаешь. Кровь там, пот, мокрота, блевотина, открывшиеся сфинктеры – тут кого угодно стошнит, если не абстрагироваться. Ну и в нашем информационном бизнесе все то же самое. Только ты-таки будешь смеяться, еще более цинично. Потому, что за каждой нашей строкой на полосе, за каждой интересной для читателя фотографией живут чья-то боль, чья-то радость, чьи-то жизнь и смерть. Чье-то счастье и чье-то несчастье. Это надо четко понимать, как говорит твой друг Гарри. Интересная у него, кстати, фразеология. В нарушение всех канонов русского литературного языка, но какая емкая! И не заморачиваться по этому поводу. Иначе психика не выдержит, если все уж чересчур близко к сердцу принимать начнешь. Но и забывать обо всей этой боли – тоже нельзя. Иначе ориентиры очень скоро потеряешь и элементарно перестанешь быть интересным читателю. А это уже – непрофессионально, как минимум.

Я хмыкаю.

Закуриваю.

Игорь сморит на меня с интересом.

Ладно, проходили уже.

И не раз.

Педагог хренов.

– Все это, – морщусь в ответ, – в пользу бедных, шеф. Сам понимаешь. В пользу бедных маленьких мальчиков, пытающихся себя почувствовать начинающими сверхчеловеками. В том числе – сверхчеловеками газетными. Да какая, в принципе, разница?! Хоть газетными, хоть казуальными. Те же яйца, вид в профиль. Меня-то зачем лечить?! Я уже не маленький. И прекрасно понимаю, что там, наверху, не светло и яростно, а холодно и страшно. И ты это тоже прекрасно понимаешь, потому как сам меня и учил, и тащил туда, скотина старая. Я, кстати, к вам с Али в стаю не набивался. Сами выбрали для натаскивания. Черт его знает, зачем вам это только нужно было, до сих пор понять не могу.

Он – тоже закуривает.

Усмехается.

И – параллельно разливает по второй.

– А мало нас просто, – говорит, – Дэн. Очень мало. Вот и размножаемся, почти как гомосеки, всеми доступными для нас методами.

Я только башкой в ответ помотал перед тем как вторую рюмку опрокинуть.

Не чокаясь.

Я-то Серегу знал, и неплохо, в отличие от Игоря.

Думал уже на эту тему, если честно.

Но – не настолько же цинично, в конце-то концов, блин, на фиг…

И откуда только во всех нас это желание казаться хуже, чем мы есть на самом-то деле?

– А насчет Инги, – занюхивает лафитник рукавом грубого свитера, – не парься особо. Жива, и ладно. Она у нас как кошка, ей-таки самое главное на все четыре лапы упасть, остальное само по себе приложится. Ну а там, где сама не вытянет, как с теми же ментами, – там Глеб подключится. Все сделает, никуда не денется, как бы ни гоношился. У них в конце концов, не какая-то банальная любовь, у них – судьба. Так что – могут вместе, могут – порознь. Один хрен. С редькой. Такая вот, брат, кислая парочка: хуй да уксус. Разница тут, принц, – непринципиальная. Поверь-таки, я знаю, о чем говорю, я же в студенческие годы на этой стерве чуть сам сдуру не женился. А когда их с Глебом познакомил, – он у нас на свадьбе свидетелем должен был быть с моей стороны, – так сразу же все и понял. Против таких стихий, парень, переть бессмысленно. Так что даже и не обиделся ни капельки, честно тебе говорю, хоть и любил ее сильно. Обижаться – на людей можно, на этих психов бессмысленно. Ты ведь на дождь таки не обижаешься, когда промокнешь случайно? Нет?! Ну и правильно. Дождь – стихия хоть и могучая, но все-таки довольно безмозглая.

…Из его кабинета, опять-таки можно гордиться, я вышел даже толком и не покачиваясь.

И правда, – что такое триста грамм водки в пол-одиннадцатого утра для восходящей звезды русской журналистики?

А теперь, думаю, можно, блин, и позавтракать…

Но для начала, опять-таки думаю, нужно покурить с коллективом.

И не у себя в кабинете, а в курилке, так, чтобы совершенно демократически.

Редакционные сплетни еще вроде как никто не отменял, а лучшего источника внутренней информации в этом не самом лучшем из миров почему-то пока что как-то и не придумали.

Вышел на лестничную клетку, достал пачку «Парламента», пригляделся к народу, типа, с кого начинать будем.

Тут-то он меня и перехватил.

– Привет, – говорит, – Дэн. Нарисовался? А у меня к тебе разговор серьезный имеется.

Я только усмехнуться в ответ сумел, и то – еле-еле.

– И тебе, – отвечаю, – привет, Кир. Если есть серьезный разговор, то давай начинай излагать. Видишь, я здесь, и вполне доступен.

– Ну уж нет, – ухмыляется, – при толпе такие разговоры разговаривать, – только вредить. К тому же, считай, с собственным вышестоящим начальством. Пойдем лучше куда-нибудь по кружке пивка опрокинем, под креветочек с лимончиком, как в старые добрые времена. Там и потрепемся.

– Да, – гляжу на недокуренную сигарету, – говно вопрос. Все равно пожрать собирался. Дома в холодильнике арктическая пустыня фактически, даже яйца несколько дней назад закончились. Один кефир с прошлого месяца в этой зиме загорает, но его пить, по-моему, даже в глубоком и глухом депресняке не стоит. Ибо есть много других, куда более эстетичных способов самоубийства. Так что с удовольствием. Только бычок досмолю. Заодно и сплетнями меня редакционными снабдишь, звезда наша восходящая. У тебя их все одно что блох у Барбоски в не зимний период времени…

Он в ответ только усмехается.

Вполне даже себе удовлетворенно.

Интересно, прикидываю, что за очередную гадость этот наш гламурный красавчик задумал?

У него на них чутье – просто первостатейное.

Причем не просто на гадости чутье, а на гадости с очень даже и неплохим рейтингом.

Я, признаться, сам газетчик не из последних, знаю, откуда и как ноги у скандалов растут. Но, глядя на этого парня, постоянно испытываю самый что ни на есть жгучий комплекс тяжкой профессиональной неполноценности.