– Вот, прошу… Сюда, в эту палату.

В просторной комнате стояло четыре кровати. На одной спал тучный дядька, две другие были пусты, хотя и вполне обжиты, поверх них лежали вещи (их владельцы гуляли, наверное), на четвертой тоже кто-то был, укрытый одеялом. Пахло хлоркой, рыбным супом… Тоскливый больничный запах.

– Будулай, любезный наш… Спите? – позвал Герман Остапович. – К вам гости. Примете?

Человек под одеялом заворочался.

– А? – невнятно отозвался он.

– Я говорю – гости к вам, Будулай.

Одеяло медленно поползло вниз. Соня с интересом смотрела… Она даже забыла о своем обмороке.

– Драсти, – тихо сказал Будулай, садясь на продавленной кровати. Это был пожилой, очень худой мужчина с абсолютно седыми, длинными, чуть вьющимися волосами – до плеч. Со смуглым узким лицом и яркими карими глазами, глядевшими с доверчивым любопытством. Абсолютно детскими, чистыми глазами… Тонкий нос, седые брови… Черты лица правильные, точеные. Идеальные. Только чуть впалый рот – у старика почти не было зубов.

– Будулай, это Соня. Познакомься…

– Соня… – повторил старик.

– Господи… – выдохнула Соня. – Может, он?

– Похож? – с интересом спросил доктор.

– Да, очень похож на моего мужа… О-очень! – Соня была потрясена. Хотя, с другой стороны, все восточные, смуглые лица казались ей похожими.

Соня подошла ближе, села перед стариком на корточки.

– Здравствуйте, Будулай!

Старик улыбнулся и протянул к ней руки. Устоять перед этим движением было невозможно, и Соня обняла Будулая. Худое, слабое тело – ребра можно пересчитать… В ноздри ударил запах дешевого стирального порошка и… травы. Да, так пахнет трава, когда ее косят на газонах… Запах чуть острей и сильней, но… этот запах напоминал запах… Исы!

«Ну я же не животное… чтобы вот так, по запаху…» – остановила себя Соня.

– Драсти, Соня! Как дела? – спросил Будулай.

– Все хорошо! – Соня улыбнулась, встала. Она была очень взволнованна. Шагнула назад, к доктору. Пошатнулась. Тот быстро подхватил ее под руку.

Соня оглянулась – сзади, в дверях, толпились люди – кто в пижамах, кто в чем, нянечки в белых халатах.

– Ой, батюшки, неуж родня у нашего Будулая нашлась? – высморкалась в платок какая-то тетка. – Прям как в кино…

– Я не знаю… – пожаловалась Соня. – Как понять? Правда, очень на моего мужа похож. Очень! Сейчас… – спохватившись, полезла в сумочку, достала фото Исы. К сожалению, небольшое – три на четыре. Все заахали, принялись разглядывать снимок.

– Похож!

– Да где ж похож…

– Нет, похож, похож!

– Да этот-то, на снимке, посветлее…

– Где ж сынок-то этот? Чего сам не приехал?

– Скоро приедет, – поспешно сказала Соня. – Нет, надо обязательно генетическую экспертизу…

– Тише, тише, ни к чему больных волновать! – разогнал всех доктор. – Сонечка, на сегодня хватит. И вам, и Будулаю надо отдохнуть. Идемте, Соня, я вас провожу…

Доктор отвел Соню на женскую половину больницы.

– Вот, будете здесь пока, в этой палате… У нас тут только Дашенька… Дашенька, к вам соседка!

Дашенька – вялая молодая девица – никак на Соню не отреагировала.

Ужин был скромным – филе какой-то рыбы без костей и картофельное пюре. Чай.

Ночь. Тишина. Только где-то далеко в коридоре гремит кто-то ведрами. В соседней палате поет женщина. Безумие… Безумие, что она, Соня, согласилась добровольно остаться здесь!

Соня встала рано утром, умылась, причесалась, привела себя в порядок – слава богу, что хоть какие-то вещи взяла с собой в дорогу. Весь вчерашний день ей казался сном. «Уеду… скажу Герману Остаповичу, что меня вызывают в Москву, и уеду! А с Будулаем пусть Иса разбирается… Зря я без него сюда поехала. Но ничего, выпустят Ису, он, может, генетическую экспертизу решит сделать… От меня одной все равно никакого толку!»

На соседней кровати лежала Дашенька и разглядывала потолок.

– Дашенька, до свидания… – сказала Соня и, не дожидаясь ответа, вышла из палаты.

Постучалась в кабинет главврача. «Надо попрощаться и медицинскую карту мою взять!» – подумала она, открывая дверь.

– Сонечка, что ж вы встали… Скоро обход! – Зубов потер лицо. – Вот, всю ночь не спал… Гадал над вашей картой.

– Да, насчет карты… Герман Остапович, я ее заберу, и мне надо… – начала Соня, но тут же сбилась. – И что? – с недоверием, с мучительным любопытством спросила она. – Разгадали?

– Кажется, да. Садитесь.

– Ух ты… – Соня опустилась в кресло. – Неужели? Нет, я не верю…

– Бился я, бился… Вы, Сонечка, ходячая загадка. Все в норме, а в обмороки падаете… Я и так, и этак вашу карту изучал… Физически вы действительно в порядке. Никаких зацепок! Но мне пришла в голову одна идея… Я ее проверил – и, кажется, все сходится.

– Что сходится? – шепотом спросила Соня.

– Вот, смотрите. Тут зафиксированы все ваши визиты к врачам, выписки из больниц… «Крымова Софья, поступила в приемное отделение двадцать первого декабря…» «Крымова Софья, поступила третьего ноября, доставлена «Скорой» после того, как потеряла сознание на улице…» «Крымова Софья, жалобы на потерю сознания в день обращения…» Опять число, месяц, год.

– Разве дата имеет значение? – спросила Соня.

– Еще какое. Вы помните эти дни?

– Помню… не все, но помню. Обычные дни… А что? – пробормотала Соня.

– А какая в те дни была погода? – Зубов смотрел напряженно, внимательно, гипнотизируя Соню взглядом.

– Обычная погода… Н-не помню! – «Может, он тоже псих? Говорят, безумие заразно… Столько лет общался с сумасшедшим и сам… того. При чем тут погода?!» – подумала Соня, но, естественно, никак не стала озвучивать свою догадку.

– Я нашел в Интернете архив погодных сводок, сверил даты. В те дни, Сонечка, когда вы теряли сознание – стояли пасмурные, облачные дни.

Соня молчала.

– Слушайте дальше… Осенью, зимой, весной – вы теряли сознание чаще, чем, например, летом. Зимой – чаще, чем весной или осенью. Пик обмороков – декабрь. Декабрь, самый темный месяц в году…

Соня перевела дыхание. Нет, какой-то смысл в словах доктора был, но… Разве может человек потерять сознание от того, что на дворе пасмурно?

– Вы мне не верите. Ох… – вздохнул Зубов. – Вы слышали о циклотимии, Сонечка?

– Что это? Никогда не слышала…

– Слышали-слышали! – засмеялся доктор. – Пушкина в школе изучали?

– Да-а…

Соня захлопала глазами.