Стефан!

— Ваша жизнь в опасности, Элиза, это очень серьезно; вам нужно немедленно уехать из города; мне некогда объяснять вам все в подробностях, но поверьте мне на слово — здесь задействован чудовищно хитрый замысел; все, мне пора вешать трубку, я люблю вас, прощайте… я… нет, отпусти меня, нет, нет!

Резкий удар, что-то стукается о стенку телефонной кабины — и все. Чье-то учащенное дыхание. Затем — короткие гудки.

Да что же это такое, черт побери! Может, я просто уснула и видела сон? Но этот сдавленный крик, а потом — тишина… Неужели все это означает, что Стефана только что… прямо там? В тот самый момент, когда он разговаривал со мной? Снаружи внезапно доносится какой-то звук; я вздрагиваю — нервы напряжены до предела. «Ваша жизнь в опасности… уезжайте из города…» А ведь кто-то потом повесил трубку… Нервно разъезжая по комнате из угла в угол, я мысленно повторяю сказанное Стефаном. Дождь вовсю барабанит по крыше. Что же означает этот телефонный звонок? Как все-таки омерзительно, когда не можешь ни с кем ни о чем поговорить! Господи! Да ведь его слова записаны на пленку — это уже как-никак, а улика. Причем свидетельствующая в пользу Стефана! Если, конечно, все это не было весьма ловко разыгранной сценкой… Но куда же запропастилась Иветта? Нужно, чтобы она как можно скорее вернулась, прослушала эту проклятую пленку и вызвала полицию! Замирая от нетерпения, я прислушиваюсь к малейшему звуку, доносящемуся снаружи. Время уподобилось для меня плохо закрытому крану: минуты похожи на капли воды — ведут себя так же безнадежно неторопливо, хоть и размеренно.

Ну вот! Гравий на ведущей к дому дорожке заскрипел под чьими-то шагами! Я уже собираюсь двинуться к входной двери, но дверь почему-то не открывается. Я хорошо слышу, как кто-то вертит ручку снаружи, но — без толку. Не хватало еще, чтобы Иветту угораздило потерять ключи. Шаги — кто-то идет вдоль стены, за которой расположена столовая. Шаги замирают. Почему она не окликнет меня? Она непременно должна меня окликнуть, объяснить мне все. Я, между прочим, живой человек, а не какая-нибудь тряпичная кукла! Разве что: там — вовсе не Иветта… а тот, кто знает, что Стефан мне звонил…

Снова шаги. Кто-то упорно бродит вокруг дома под дождем. И, наверное, смотрит на меня через окна. Да, точно: я собственной шкурой чувствую, как чье-то лицо почти прижимается к оконному стеклу. Я ощущаю себя так, словно совсем голая; откатываюсь подальше, к самому сундуку — глупо, конечно: как будто у меня есть возможность спрятаться от этого невидимого взгляда; взгляда, который представляется мне совсем холодным — в нем светится только спокойный интерес охотника, уверенного, что очередная жертва уже у него в руках… Стефан! Ну позвони еще раз! Скажи, что это — всего лишь глупая игра, кошмарная дурацкая шутка; ну позвони же, Стефан!

Снаружи снова доносится скрип шагов по гравию… Мысль о том, что эти глаза, которых я не вижу, на меня смотрят, просто невыносима. Мне страшно. Холодный, покалывающий страх проникает в кровь, пронизывает меня до самых костей.

Интересно, эта проклятая дверь и в самом деле как следует заперта?

Кто-то снова во все стороны вертит дверную ручку. У меня пересохло в горле. Чьи-то пальцы скребутся в окно, скользят по стеклу — я хорошо представляю их себе: длинные, скрюченные нетерпеливые пальцы…

Затем вдруг — полная тишина. Неужели «он» ушел?

Ох! Такого я вовсе не ожидала. Звон разбитого стекла о паркет — как раз напротив меня. Сейчас «он» просунет руку в дыру и откроет шпингалет. Я буквально каменею от ужаса; горло пронзает внезапная боль — так сильно мне хочется закричать; кто разбил окно в моем доме? Кто хочет влезть сюда? Уходите, убирайтесь, кто бы вы ни были; оставьте меня в покое! Сжальтесь!

Кто-то уже проник в гостиную. Битое стекло тихо поскрипывает под его осторожными шагами. Я вновь откатываюсь в своем кресле назад, подальше от него; до моих ушей доносится приглушенный смешок. Виржини? Кто-то проходит совсем рядом со мной. Если бы я могла протянуть руку или хотя бы видеть… Я сжимаюсь в комок в своей коляске, ожидая удара, булавочного укола или чего-нибудь похуже…

Какой-то металлический звук.

Внезапно в комнате раздается голос — лишь через пару секунд до меня доходит, что это включили автоответчик.

Снова шаги; теперь они приближаются ко мне. Нет, не хочу… Хуже всего это неумолимое молчание; просто непереносимо… А вдруг он сейчас воткнет в меня нож — прямо в мое тело, в невидящие глаза, в рот, неспособный даже кричать… Он может сделать со мной все что угодно; я…

Автомобильный гудок. Совсем рядом. Три коротких, хорошо мне знакомых гудка. Жан Гийом! Поспешные шаги — бегом — к окну; потом — по гравию. Слышно, как снаружи, за домом, захлопывается дверца машины. Я испытываю такое облегчение, что, похоже, со мной вот-вот случится обморок.

— Это что еще такое? Вы видели, Жан? В гостиной разбито окно…

— Ну-ка, что там… Сейчас посмотрим. Ничего удивительного — вот! Этим самым камнем его и разбили… Счастье еще, что он не угодил бедняжке Элизе прямо в лицо!

— Опять эти мерзкие маленькие хулиганы, что вечно ошиваются возле вокзала…

— Я сегодня же заменю вам стекло, иначе весь пол зальет, при таком-то дожде.

— Как вы, Элиза? Наверное, очень испугались…

Да уж, струхнула я не на шутку. Чувствую себя теперь примерно так же, как сдувшийся, похожий на резиновую тряпочку воздушный шарик. Иветта что-то убирает, на все лады проклиная расплодившихся в округе хулиганов. Я пытаюсь наладить дыхание, как-то справиться с довольно мерзким ощущением, будто мне не хватает воздуха. Жан Гийом возится с разбитым окном. Внезапно до меня наконец доходит, ради чего недавний таинственный гость ввалился в мой дом: чтобы стереть с пленки запись звонка Стефана. Но если у него хватило времени на то, чтобы… что-то сделать со Стефаном, а потом прибежать сюда, значит, Стефан, когда звонил, был где-то совсем рядом. Или же они действовали на пару. Что там такое Стефан говорил? «Чудовищно хитрый замысел». Да уж, похоже, так оно и есть. Но меня-то зачем во все это вмешивать?

Как бы там ни было, но я опять — единственный свидетель.

Вот уже два дня я очень внимательно слушаю передачи новостей — буквально каждую секунду ожидая сообщения о том, что обнаружено тело Стефана Мигуэна; однако ничего подобного: о нем по-прежнему никаких известий. Дождь льет, не переставая; нервы у всех на взводе, люди, похоже, взвинчены до предела. За слишком короткий отрезок времени произошло слишком много всего; а теперь каждый — в тревоге и нетерпении — ожидает развязки. Виржини к нам почти не заходит больше: родители записали ее на вечерние занятия, чтобы она наверстала упущенное. Подчас, когда я прислушиваюсь к разговорам Элен с Иветтой, мне кажется, что у Элен несколько заплетается язык. Может, она принялась пить? Поль, судя по всему, по уши завален работой, домой возвращается поздно, уезжает на работу слишком рано и при этом постоянно пребывает в дурном расположении духа. Даже Жан Гийом с Иветтой умудрились поссориться из-за рецепта приготовления петуха в вине — поклонник Иветты ушел, даже не выпив кофе, что-то сердито ворча себе под нос. Выглядит это довольно смешно, однако как нельзя лучше отражает настроение, охватившее, надо полагать, весь город: крайнее раздражение и постоянное ожидание невесть чего, что вот-вот обрушится на наши головы. Почему до сих пор не отыскали Стефана? Или ему просто вздумалось устроить мне этакую веселенькую шутку? Ничего себе шутка… Способный на такие «шутки» парень вполне заслуживает смирительной рубашки, причем немедленно.