– Нет, если они выглядят как трусость.

– Это безумие.

– Нет, политика. Мир хочет видеть, что лидеры стран заняты делом. Некоторым в скором времени предстоят выборы. А такие вещи оказывают влияние на многое.

На противоположной стороне улицы черный фургон продолжал стоять у тротуара. Никто не вышел из него, никто не сел внутрь.

– А если пойдет дождь? – спросил я.

– Они подождут, когда он прекратится, – ответила Кейси Найс.

– Он может идти бесконечно, это же Англия.

– Но сейчас дождь не идет. Хочешь, чтобы я проверила прогноз погоды?

Я покачал головой.

– Надейся на лучшее, но готовься к худшему. Место, где будут фотографировать первых лиц, выбирается заранее?

– На террасе между домом и садом. Там есть лестница с маленькими ступеньками, невысокие парни это любят.

– Задняя часть дома выходит на автостраду – лучше, чем на город.

– С каждой стороны много всего.

– Они будут использовать бронированное стекло?

– Нет смысла, – ответила Кейси. – Защитные панели помогают, когда у микрофона находится один выступающий. Ничего не получится, если по лужайке будет расхаживать восемь человек.

Я кивнул, представив себе восемь человек, прогуливающихся по большой лужайке. Они выйдут на террасу, делая вид, что удивлены резким переходом от серьезных переговоров к общению с прессой. Да, неужели? Прямо сейчас? Ну, так давайте покончим с этим поскорее и вернемся к работе. Так что будет множество фальшивых застенчивых улыбок и попыток оказаться в заднем ряду. Они постараются держаться рядом, чтобы подчеркнуть коллегиальность и равенство. Никто не захочет оказаться в стороне. Фотография, на которой семеро стоят вместе, а восьмой остался в одиночестве, никого не устроит. Сразу же появятся соответствующие заголовки в газетах. Отчуждение, равнодушие, противопоставление всем остальным. Они будут держаться рядом, а потом, когда поймут, что репортеры удовлетворились слухами и сплетнями, выстроятся на ступеньках, выпятят грудь и постараются стоять неподвижно. Без повязок на глазах.

Черный фургон на противоположной стороне улицы не двигался с места.

– Как у тебя дела с таблетками?

– У меня все еще осталось пять штук, – ответила Кейси.

– Значит, ты себя хорошо чувствуешь?

Она кивнула:

– Да, все нормально.

– Из-за того, что ты запомнила все, что необходимо, и мы успешно начали работу?

– Из-за того, что теперь я вижу, как нам решить задачу. Границы сужаются. Котт и Карсон захотят осмотреть заднюю террасу и заднюю лужайку. Таким образом, шестьдесят процентов зданий можно отбросить. Мы знаем, где искать стрелков. Ну, общее направление. Бейсбольное поле.

Черный фургон на противоположной стороне улицы не двигался.

– А если мы столкнемся с какой-нибудь проблемой? – спросил я.

– Какого рода?

– С чем-то неожиданным. С тобой все будет в порядке?

– Тут многое будет зависеть от обстоятельств.

– Каких?

Кейси довольно долго молчала. Очевидно, отнеслась к моему вопросу серьезно.

– Я буду в порядке, если мы не собьемся с шага.

– То есть если справимся с возникшей проблемой быстро и решительно?

– Да, – кивнула Найс. – Если возникнет препятствие, мы должны его преодолеть и двигаться дальше. Мы не можем позволить себе его обойти. Сейчас я вижу способ выполнить нашу задачу успешно и не хочу снова догонять.

Черный фургон не двигался.

– Ладно, пора возвращаться в отель.

Мы подходили к фургону размером с небольшой внедорожник и примерно такой же формы, с задней частью из листового металла. Ветровое стекло со стороны водителя и пассажира и больше ничего. Черного цвета, без надписей, очень чистый, с отполированной до зеркального блеска поверхностью. Как у машины спецназа в Сиэтле. Так что у меня возник интересный вопрос: кто использует большие черные машины и содержит их в идеальной чистоте? Есть только два ответа: компании по прокату лимузинов и правоохранительные органы. Но у компаний по прокату лимузинов нет фургонов. Возможно, есть небольшие автобусы, но пассажиры любят окна.

Однако мы в Лондоне, о котором я мало знал. Быть может, началась культурная революция, включающая невиданный прежде энтузиазм и любовь к чистым машинам. Может быть, процесс дойдет до Америки через шесть месяцев, как битломания. Однако все остальные автомобили были грязными.

– Это полицейские? – спросила Кейси Найс.

– Уверен, что сейчас мы узнаем – так или иначе, – ответил я.

Мы перешли улицу и направились в сторону фургона, передние дверцы которого распахнулись одновременно, и наружу выбрались двое парней. Тот, кто оказался на тротуаре, медленно повернулся, а его напарник быстро обошел капот. Движение в одном направлении, но с разной скоростью. Синхронизированное действие, отработанное до автоматизма долгой практикой.

Оба были в темных костюмах и черных дождевиках. Оба белые, точнее, с розовой кожей, если уж быть точным до конца. С высохшей кожей, словно они пережили долгую трудную зиму. Оба ниже меня, но ненамного легче. У обоих большие шишковатые руки и мощные шеи.

Они встали на нашем пути.

– Чем я могу вам помочь? – спросил я, совсем как сосед Котта в Арканзасе.

Парень, который сразу сошел на тротуар, заговорил первым:

– Сейчас я положу руку в карман и очень медленно достану документы, которые свидетельствуют о том, что я представляю правительство. Вы меня поняли?

Это могло оказаться очень тонкой уловкой – мы будем следить за медленно движущейся рукой, а его напарник сможет сделать все, что пожелает. Например, собрать новенький «Хеклер и Кох».

Впрочем, если бы им требовалось оружие, они бы вышли из фургона с пистолетами в руках.

– Я понимаю, – сказал я.

Парень посмотрел на Кейси Найс.

– Мисс? – сказал он.

– Давайте, – ответила она.

Так он и сделал, вытащив из кармана кожаный бумажник, черный и потертый, и открыв его одним движением пальца. Внутри я увидел два немного пожелтевших пластиковых окошка. Под одним – полицейский жетон британской полиции, выпуклый и блестящий, но не такой впечатляющий, как на островерхих шлемах. За другим пластиковым окошком находилось удостоверение личности.

Парень протянул ко мне бумажник. Его большой палец закрывал фотографию.

– Ваш палец закрывает фотографию, – сказал я.

– Извините, – ответил он и убрал палец.

На фотографии был он. Сверху было напечатано: Полиция Большого Лондона.