— Хочешь сказать, ты помогала мне ради моей семьи?

— Конечно. Зачем же еще?

— Несмотря на то что помогала мне изменять жене?

— Очень трогательно. Не обвиняй меня в том, что делал твой член.

Она яростно уставилась на него, Зандт — на нее. Несколько мгновений они молчали, затем Нина неожиданно опустила глаза.

Он коротко рассмеялся.

— Это должно означать, что я тут главный?

— Что?

Она мысленно выругалась.

— То, что ты отвела взгляд. Это как у зверей — знак подчинения самцу. И что, теперь, когда я снова наверху, я стану делать то, чего хочешь ты?

— Ты становишься настоящим параноиком, Джон, — сказала она, хотя он, конечно, был прав. Нина поняла, что слишком много времени провела в окружении глупцов. — Я просто не хочу с тобой спорить.

— Что ты думаешь насчет волос? — спросил он.

Она нахмурилась, сбитая с толку внезапной переменой темы.

— Каких волос?

— Этот самый Человек прямоходящий — зачем он их срезал?

— Для того чтобы вышить имя на свитере.

Зандт покачал головой и закурил.

— Для этого не нужно целиком обривать голову. У всех девочек были длинные волосы. Но всех их нашли обритыми наголо. Почему?

— Чтобы их унизить, лишить личности. Чтобы ему легче было их убить.

— Возможно, — ответил он. — Именно так мы раньше и предполагали. Но у меня есть свои соображения.

— Может, все-таки расскажешь?

— Мне интересно — не наказание ли это?

Нина немного подумала.

— За что?

— Не знаю. Но мне кажется, что тот человек похищал этих девочек, причем девочек весьма своеобразного типа, с определенной целью. Я думаю, у него были в отношении их свои планы, но все они по каким-то причинам ему не подошли. И в наказание он лишил их того, что, по его мнению, являлось для них крайне важным.

Он отхлебнул кофе, не обращая внимания на то, что тот давно остыл.

— Ты знаешь, что делали с коллаборационистами в конце Второй мировой?

— Конечно. Женщин, которые, по общему мнению, проявили чрезмерное гостеприимство к немецким захватчикам, проводили строем по улице с обритыми головами. Для нас это достаточно унизительно. — Она пожала плечами. — Возможно, я и могла бы счесть это наказанием, но мне непонятно, какова была сама суть конфликта. Эти девочки ни с кем не имели особо близких отношений.

— Может, да, а может, и нет.

Зандт, похоже, потерял интерес к теме. Он откинулся на спинку стула и лениво разглядывал террасу. Парень за соседним столиком случайно встретился с ним взглядом и тут же поспешно его отвел. Он дал знак своей подружке, видимо намекая, что неплохо бы сходить смазать лыжи. Оба встали и скрылись в темноте.

Зандт выглядел вполне удовлетворенным.

Нина попыталась снова привлечь его внимание.

— И куда ведет этот след?

— Возможно, и никуда, — ответил он, гася сигарету. — Просто я в последнее время не особо об этом думал. Меня больше интересовало, каким образом он их выбирал, как вообще пересекались их жизненные пути. А теперь мне становится любопытно, чем именно они ему не подошли и зачем они на самом деле были ему нужны.

Нина ничего не ответила, надеясь, что он продолжит. Однако, когда он снова заговорил, речь пошла совсем о другом.

— Почему ты перестала со мной спать?

Снова застигнутая врасплох, она ответила не сразу.

— Мы перестали спать друг с другом.

— Нет. — Он покачал головой. — Все было не так.

— Не знаю, Джон. Просто так получилось. В свое время ты вроде бы не особо расстраивался по этому поводу.

— Просто принял как должное, не так ли?

— К чему ты клонишь? Хочешь сказать, что теперь уже не принимаешь?

— Вовсе нет. Это было давно. Я просто задаю вопросы, которых не задавал раньше. Стоит только начать, и их сразу появляется множество.

Нина не знала, что на это ответить.

— И чего же ты теперь хочешь?

— Я хочу, чтобы ты уехала, — ответил он. — Чтобы ты вернулась домой и оставила меня в покое.

Нина встала.

— Как пожелаешь. Мой номер у тебя есть. Если передумаешь — позвони.

Он медленно повернул голову и посмотрел ей прямо в глаза.

— Хочешь знать, что случилось? В последний раз?

Она остановилась и посмотрела на него. Его взгляд был холодным и бесстрастным.

— Да, — ответила она.

— Я нашел его.

Нина почувствовала, как мурашки побежали по спине.

— Кого нашел?

— Я выслеживал его две недели. В конце концов я пришел к нему домой. Я видел, как он наблюдает за другими девочками. И больше не мог это так оставить.

Нина не знала, сесть ей или продолжать стоять.

— И что произошло?

— Он все отрицал. Но я знал, что это он, и теперь уже он знал, что я его вычислил. Это был он, но у меня не было доказательств, а он мог сбежать. Я провел вместе с ним два дня. Но он все равно не сказал мне, где она.

— Джон, только не говори…

— Я его убил.

Нина уставилась на него и поняла, что он говорит правду. Она открыла рот, затем снова закрыла.

— А потом, два дня спустя, прислали свитер и записку.

Неожиданно он сгорбился, словно от невероятной усталости, и отвернулся. Когда он снова заговорил, голос его звучал сухо и бесстрастно:

— Я убил не того. Что ты будешь теперь делать — решать тебе.

Нина повернулась и пошла прочь по бульвару. Она усилием воли заставляла себя не оглядываться, пытаясь сосредоточиться на вершинах пальм, покачивавшихся на легком ветру в нескольких кварталах впереди.

Однако, дойдя до угла, она остановилась и обернулась. Зандт исчез. Она постояла немного, прикусив губу, но он так и не появился. Нина медленно пошла дальше.

Что-то изменилось. До сегодняшнего вечера Зандт казался вполне покладистым, но в кафе она почувствовала себя неуютно. Она поняла, что он напоминал ей не охотника, а скорее боксера, пойманного в объектив камеры за час до реального боя, когда репортеры и шоумены его уже не волнуют: он погружен в свой собственный мир, в котором не беспокоят чужие взгляды и не интересует ничего, кроме предстоящей схватки. Другие могут делать ставки на ее исход, напяливать на себя обезьяньи костюмы, напиваться до чертиков. Остальные — нести чушь насчет того, что бокс следует запретить, замкнувшись в собственных коконах, из которых никто не хочет искать выхода — никакого. Для тех, кто сражается на ринге, все по-другому. Они делают это ради денег, но не только. Это просто то, что они умеют делать. Они не ищут пути к бегству. Они ищут путь туда, где могут быть сами собой.