обшитый рейками из красного дерева. Резные карнизы были украшены изображением мифических существ и богов из храмов Хин. Рядом складная ширма, расписанная фигурами хинских ученых, склонившихся над свитками среди зубчатых гор и извилистых рек. Подобная вещь вполне могла вписаться в кабинет, что был во внутреннем дворе ее старого дома. Все еще находясь на границе между бодрствованием и сном, Лань почти ожидала, что сейчас через деревянные двери войдет ее горничная с тарелкой дымящейся рисовой каши с орехами и красными финиками.

Девушка повернула голову и тут же пожалела об этом. Из ее левой руки, которая была полностью обнажена, торчало около дюжины длинных игл, тоньше волоска. Лань, сдерживая крик, села, схватила пригоршню игл и выдернула их из руки.

Рана в боку пульсировала. Девушка стиснула зубы и, швырнув иглы на пол, вытащила еще несколько.

Когда она бросила последнюю пригоршню на пол, за ширмой послышалось движение.

– Мисс? – раздался незнакомый голос. Легкий тенор, мягкий и непримечательный. – Вы проснулись?

Из-за ширмы появился молодой человек в невзрачном белом одеянии, перетянутом на талии хрустящим голубым поясом. Кожа его была чистой, как родниковая вода. Узкое и нежное лицо обрамлял водопад длинных волос, которые ложились завитками на его бледную тонкую шею. Верхняя губа незнакомца треснула посередине.

«Заячья губа, – поняла Лань, – или то, что деревенские жители грубо прозвали «кроличьи губы».

Эти губы приоткрылись от удивления, когда молодой человек увидел представшую перед ним сцену: тяжело дышащая и покачивающаяся на месте Лань, разошедшиеся на ее боку бинты и разбросанные по полу иглы.

– О нет, – сказал он.

– Что, – задыхаясь, спросила Лань, – это такое? Кто ты?

Молодой человек внезапно смутился.

– Прошу прощения… Как сказал бы мой мастер, кажется, мой разум и манеры растворились в учебе. Я Шаньцзюнь, ученик Целителя. Я был… Я пытался вылечить вашу руку с помощью иглоукалывания.

Мастер. Ученик Целителя. Лань снова огляделась. За ширмой она могла рассмотреть тянущиеся вдоль противоположной стены деревянные полки – только вместо книг они были заполнены коробками и выдвижными ящиками.

– Это Зал Ста Исцелений, – продолжил Шань-цзюнь. – Не уверен, знаете ли вы… но вы находитесь в Школе Белых Сосен.

Ее голова прояснилась. Лань снова осмотрела помещение, но уже более внимательным взглядом. В комнате царил полумрак, нарушаемый только свечением бумажных ламп. Через открытую дверь мягко лился солнечный свет. Лань казалось, что она пробыла без сознания по меньшей мере несколько часов.

Она потянулась к ране в боку. Кто-то сменил ее порванное платье на чистый комплект одежды, слишком большой, но удобный. Ее живот был аккуратно перебинтован.

Стрела. Элантийцы…

– Цзэнь, – выпалила Лань. – Где Цзэнь?

– Он с нашим наставником, – вот и все, что сказал ученик, наклонившись, чтобы подобрать иголки. – Простите, если напугал вас. Эти иглы служат для уравновешивания ци в теле. Из вашей левой руки вытекает слишком много инь, так что чтобы вытянуть его, я воткнул иглы в ян. – Когда он поднял одну из игл, оказалось, что металл, из которого она была изготовлена, слегка потемнел. – Традиционная хинская медицина, возможно, не так эффективна против элантийских металлических заклинаний, но она хотя бы немного поможет.

Лань снова осмотрела свою левую руку. Плоть вокруг темно-серых вен была покрыта фиолетовыми и зелеными пятнами, будто металл внутри начал ржаветь. Зараженный участок распространился до локтя, на котором уже начала тускнеть печать Цзэня. Ее шрам, не тронутый Зимним магом, слабо светился.

Шрам. Печать.

Дозорная гора.

Ей нужно было туда добраться.

Она бросила на ученика оценивающий взгляд и спросила:

– Ты можешь вылечить мою руку?

– Традиционная хинская медицина действует медленно, а вашей руке требуется скорая помощь. К счастью, здесь, в Школе Белых Сосен, есть мастер, хорошо разбирающийся в металлах. Он скорее всего сумеет помочь. Благодаря нашим совместным усилиям вы быстро выздоровеете. – Он ободряюще улыбнулся ей. – Вы, должно быть, умираете с голоду… Час овцы уже прошел. Позвольте мне принести вам что-нибудь поесть.

Час овцы. Лань с самого детства не слышала, чтобы так отсчитывали время – большая часть Хаак Гуна перешла на элантийские часы, которые звонили каждые шестьдесят минут. Один перезвон в хинском исчислении приравнивался примерно двум элантийским часам. Каждой прорези при этом присваивалось животное из двенадцати знаков зодиака, на основе нелепых рассуждений, от заучивания которых у Лань в детстве болела голова. Час овцы начинался с первого перезвона после полудня.

Это место с традиционной хинской одеждой и обычаями казалось прошлым, законсервированным в бутылке. Что-то, чудесным образом пережившее течение времени, без следа элантийского прикосновения.

Она последовала за учеником мимо складывающейся ширмы. Он исчез в задней комнате, из которой доносились грохот и запах чего-то едкого.

С другого конца комнаты послышались шаги, резкие, громкие, чуть ли не воинственные. В следующее мгновение свет, льющийся из открытого дверного проема, померк, и в проеме показалась высокая фигура.

Новоприбывшая была облачена в одеяние с позолоченными боевыми доспехами, закрывающими плечи, грудь и бедра. Ее густые черные волосы, разделенные прямым пробором, были собраны в два тугих пучка на затылке. Лицо, длинное и угловатое, заканчивалось решительным изгибом красных губ. Один глаз незнакомки был прикрыт черной повязкой; оставшийся же своим цветом напоминал шторм или лезвие меча. Она щурила единственный глаз, по мере того как осматривала помещение, пока не наткнулась на Лань.

– Так это ты устроила весь этот переполох, – сказала она. Несмотря на свой рост, перед Лань стояла девушка, возможно, даже ее ровесница. В словах незнакомки слышалась снисходительность, так что Лань едва подавила желание закатить глаза.

– Кажется, никакого переполоха здесь нет, – заметила она.

Девушка сжала челюсти, но ответила:

– Я здесь, чтобы осмотреть элантийское металлическое заклинание.

Лань наклонила голову:

– Имеешь в виду мою руку?

– Металлическое заклинание в твоей руке.

– Я бы согласилась, – начала Лань, – но твое дурацкое поведение вынуждает передумать. Возвращайся, когда будешь в лучшем расположении духа.

На мгновение девушка ошеломленно замолчала, но быстро пришла в себя. Праведный гнев исказил ее черты.

– Кто тебя воспитывал, дворовые собаки? – огрызнулась она. – Металл в твоей руке нужно уничтожить. Даже отсюда я чувствую его отравляющее зловоние, несмотря на печать, под которой Цзэнь пытался его спрятать.

– Где Цзэнь? – требовательно спросила Лань.

Девушка скривила губы:

– У тебя еще хватает наглости произносить его имя? И это после того, как ты почти вынудила его свернуть с Пути… – она умолкла.

Свернуть с Пути. Лань не понимала значения этих слов, но почему-то подумала о том, как в Хаак Гуне глаза Цзэня стали полностью черными, а на лице застыло холодное выражение, словно что-то взяло под контроль его тело. Это случилось прямо перед