Или скажем, с точки зрения науки. Например, очень часто, особенно в науке ранней, науки эпохи Просвещения, считалось, что религия это некий миф, некая выдумка. И тогда получается, что вся предшествующая история, она тоже движима людьми, которые двигались заблуждениями какими-то. Вот в эпоху Просвещения Свифт высмеивал в своем «Путешествии Гулливера» войну тупоконечников с остроконечниками. Что два короля, два царства спорили с какого конца лучше разбить яйцо. С тупого конца лучше разбить яйцо или с острого? И вот из-за этого шли целые войны, лилась кровь. И Свифт говорил, что, мол, так и в истории человечества. Люди дерутся из-за какой-то ерунды! Какая разница, скажем, есть в Символе Веры, слова, что Святой Дух исходит от Сына, или он только от Отца исходит, а от Сына не исходит? Это такие слова, это такая ерунда. А вот целое разделение, католиков и православных. Да, и вообще, и те, и другие дураки, потому что они бились из-за какой-то ерунды, потому что вся эта религия тоже ерунда».

И вот этот внедренный в эпоху Просвещения критерий, что нужно исходить из науки, а все вокруг было движимо некими заблуждениями, он до сих пор господствует и над нашим пониманием сути спора.

Я бы здесь стал придерживаться другой точки зрения. Если с точки зрения науки, заблуждения движут историей, то как мы смеем называть заблуждение чем-то низшим, мифы вот эти чем-то низшим, по сравнению с этими научными фактами, которые никем и ничем не движут? Ну и что, что где-то когда-то троянцы выиграли войну у греков. Кто об этом знает, кто об этом помнит, как это отразилось на всей истории? Если потом исходили из другого! По-другому история пошла, именно потому, что все опирались в этом вопросе на Гомера.

Или вот, например, такая штука. Какой-нибудь студент первого курса какого-нибудь экономического факультета, читая «Капитал» Маркса может легко найти у него какое-то количество ошибок. Логических, фактических, или ошибки, в его неких пророчествах. Вот Маркс говорил, что везде будет коммунистическая революция, какая-то диктатура пролетариата, или еще какие-то вещи, и вот студент первого курса, прочитав это все, может сказать, что вот здесь Маркс был не прав, вот тут не прав, здесь ошибся, а вот здесь он противоречие допустил. Так что же мы скажем после этого, что студент первого курса экономического факультета любого вуза нашей страны, он более велик, чем Маркс? Ведь он же у него ошибки видит, находит, легко может над ним посмеяться, написать какую-нибудь статью, где-нибудь опубликовать. Нет, это не так, потому что Маркс своим «Капиталом», несмотря на все его ошибки, или еще что-то, создал целый Интернационал, международное товарищество рабочих, распространил свои статьи и работы на всю западную интеллигенцию. В связи с этим возникли революции в разных странах, в том числе, и революция в нашей стране. История всей нашей страны пошла по-другому. Получается, что Маркс со всеми его ошибками двигал историю, и история шла по-другому, а студент Вася первого курса экономического факультета сколько бы ошибок у Маркса не находил, он никакую историю никуда не двигает. Так вот, можно ли вот эту рассудочную истину, истину фактов, ставить мерилом для таких важных вещей, как изменение истории? Можно ли говорить, что истина это всегда истина фактов, а вот то заблуждение, которыми движима глупая толпа, или отдельные короли, полководцы – это чушь? Почему мы так вот берем и называем это истиной, а то заблуждением? А может быть наоборот, то, что движет историей, является истиной? Истиной, настоящей истиной, является именно то, что движет историей, а вот эти курьезные факты, которые были, что называется, «на самом деле», это как раз, скорее, некие заблуждения, или истины второго порядка, которые ничем не движут?

Я склонен придерживаться той точки зрения, что именно эти великие заблуждения, которые теперь нельзя называть заблуждениями, движущие историю, и являются главной вещью! А в связи с этим возникает вопрос о цели спора. Наша цель какого-либо спора, какой-то дискуссии, это все-таки не выяснять какие-то факты, цель дискуссии это как раз убедить соперника, и многих соперников, убедить людей, убедить публику, с тем, чтобы они убежденные, делали какое-то дело, двигались в каком-то направлении и тем самым, так или иначе, в малом масштабе или в большом, двигали историю! И коль это так, если ты умеешь эту историю двигать с помощью убеждения, с помощью приемов ораторских и прочих, то именно эти приемы являются по сути дела самыми важными, самыми серьезными технологиями, состоящими на службе истины. Именно той истины, которая двигает историю. Еще раз хочу подчеркнуть, что есть вот эти истины фактов, истины прошлых фактов, случившегося, а есть такая истина, которая соответствует не просто фактам прошлого и настоящего, а соответствует фактам будущего!

Так вот, технологии, о которых я сегодня буду говорить, технологии полемики, технологии убеждения, это как раз те технологии, которые стоят на службе у этой Истины с большой буквы.

Один момент, который с этим же связан. Все знают что, греческая философия, греческая наука, из которой пошла вообще вся западная наука, то есть вышла современная цивилизация, она началась с софистики. Софистика была в основе всего. Были люди, софисты так называемые, которые ходили по площадям и занимались оттачиванием риторического искусства, искусства аргументации. Греки, они имели рабов, как известно, у них было много свободного времени, и вот они в своих городах занимались важными всякими вещами. Занимались искусством, религиозными практиками, и занимались философией. Спорили друг с другом на площадях с утра до вечера. И вот в этом бульоне зарождалась потом великая западная цивилизация, которой покорилась вся культура. Потому что Китай это никоим образом не Восток, это – Запад.

Или, как говорится в советском анекдоте: «Разве Прибалтика это Запад? Вот Япония – это Запад!». Так и здесь, Страна восходящего солнца стала Западом. Действительно Запад своей техникой, технологиями покорил все. Западный мир родился, как ни странно, из софистики. И Сократ, и Платон, которые стоят в основе западной философии, науки, они сами вышли из софистов. И можно доказать, что огромное количество софистических приемов используется в «Диалогах» Платон. Да, собственно говоря, во многом его жизнь, была таким придумыванием мифов о самом себе, о Сократе, его учителе, об Атлантиде, о других каких-то мифических существах и мифических историях. Он не стеснялся использовать воображение, хотя Платон был первым, кто указал на два источника познания. Человек может познавать двумя способами: с помощью чувств, глаз, ушей, осязанием, вкусом, и с помощью разума, когда мы отвлекаемся от чувств и логически до чего-то доходим. Логически что-то признаем, созерцаем какие-то идеи, какие-то сущности. Обобщаем, например, предметы. Вот есть этот стол, есть другие столы, у нас есть общее понятие стола, мы это все видим.

Так вот на долгие годы платонизм определил вот эти два важных источника познания, чувственное познание и рассудочное познание, и даже противопоставил друг другу. У Платона был мир идей и мир чувственного. Одно, чувственное, – неправильное, оно дает нам искаженное приблизительное знание. Вот в мире идей, в мире разума, мы познаем все более-менее истинно, логично и так далее. И вот только в XVIII веке Эммануил Кант в своем первом издании «Критики чистого разума», размышляя над всеми этими вещами, над чувственностью, над разумом, об их источниках, задумался и сказал, что, вообще-то говоря, истоком и чувственности, и разума является воображение. Сказал это и испугался сам, и во втором издании «Критики чистого разума» он уже написал, что воображение это всего лишь действие рассудка над чувственностью, то есть это не корень, не исток. Потому что Кант побоялся быть в противоречии со всей западной традицией. Тогда как, на самом деле, конечно, если мы посмотрим историю, мы поймем что воображение, вот эти поэтические приемы, прежде всего направленные на овладение слушателем или зрителем, они оказываются более важными, более истинными, и изначальными, по сравнению с рассудком и истиной фактов, и по сравнению с чувственными аргументами.