Наша любовь не могла испариться, сколько бы боли ни принесло это жаркое лето, как бы ни ползли щупальца по нашим ногам.

В этом городе много деревьев, парков и лесов. Я там — среди черных, поблескивающих серебром стволов. Ты тоже где-то там. Просто мне не удалось пока тебя найти.

Я хочу шагнуть вперед, почувствовать твое дыхание на своей щеке. Я хочу видеть тебя рядом со мной.

Так что не бойся.

Никто никогда больше не сможет причинить тебе зла.

Бело-голубые ленты ограждения. Теплая вода озера в лучах послеполуденного солнца похожа на обнаженную кожу всех этих людей, стоящих в тени деревьев на склоне, по другую сторону от ленты, и пожирающих полицию любопытными взглядами.

Полицейские в форме прочесывают землю вокруг ямы, а Малин, Зак и Свен Шёман вместе с Карин Юханнисон, срочно вызванной на работу, осторожно освобождают тело от земли и прозрачной пленки. Оно неправдоподобно белое, выскобленное, с отмытыми ранами, похожими на темно-синие кратеры вулканов на мертвом человеческом ландшафте, с сероватой кожей, к которой недавно прикоснулись голодные черви.

— Осторожно, осторожно, — говорит Карин, и они движутся очень осторожно, чтобы сохранить те улики, которые могли остаться вокруг места обнаружения тела.

Среди отдыхающих затесались журналисты — с местного радио, с четвертого телеканала, из газеты Норрчёпинга, из «Эстнютт», из «Корреспондентен». Даниэля Хёгфельдта там нет, но Малин узнает молодую женщину-репортера, которая брала у нее интервью весной для своей дипломной работы в Высшей школе журналистики.

Где же Даниэль? Он обычно не пропускает таких событий, но ведь и он может позволить себе выходной в воскресенье. Он это заслужил.

Негромкие щелчки цифровых фотоаппаратов.

Глаза, которые стремятся подобраться поближе, запечатлеть, чтобы продать.

Малин глубоко вздыхает.

Можно ли привыкнуть к жаре? Нет, но все же она лучше мороза.

Может ли природа выйти из себя от всего зла, сотворенного людьми? Накинуться на нас в знак протеста против всех тех глупостей, которые мы творим друг с другом? Перед внутренним взором Малин деревья, дубы и липы, вырывают корни из земли и своими острыми кронами в гневе швыряют людей на землю, предают нас погребению за наши злые дела.

У Зака по лбу струится пот, Свен фыркает от усилий, его живот вздымается над поясом, когда он с остановившимся взглядом сидит на корточках.

— Должно быть, это Тереса Эккевед, — произносит он. — И ее завернули в обычные прозрачные мешки для мусора.

— По ним мы ничего не отследим, — вздыхает Малин.

Лицо девушки под полиэтиленом выскоблено, ее тело обнажено, такое же белое, как и лицо, тоже выскобленное. На затылке большая открытая рана, на руках, на теле, на бедрах раны размером с блюдца — черно-синие, тоже отмытые, бережно обработанные по краям, как грядка с любимыми цветами.

— Это она, — говорит Малин, ощущая запах тлена. Здесь хлоркой не пахнет. — Я узнаю ее по фотографиям. Это она, никаких сомнений быть не может.

— Никаких сомнений, — соглашается Зак, а Свен бормочет:

— Если даже жара стоит, как в аду, это не причина, чтобы весь мир превратился в кромешный ад.

— Такое ощущение, что ее кто-то вымыл, и очень тщательно, — произносит Малин, глядя на тело. — Словно хотел очистить ее и эти раны. Как с Юсефин, хотя в большей степени.

Белая кожа, черные раны.

— Да, — бормочет Зак. — Почти как заклинание духов.

— Но от нее не пахнет хлоркой.

— Нет, от нее пахнет разложением.

«Ты не старше Туве, — думает Малин. — А что, если бы на твоем месте была Туве? Как бы тогда поступила я?»

Она видит себя сидящей на краю кровати в спальне с пистолетом в руках — как медленно подносит его ко рту, готовая одной пулей навеки оборвать сознание.

Страх. Ты наверняка боялась, да?

Как ты попала сюда, в эту землю?

— Это нам и предстоит выяснить, — произносит Малин.

Зак, Карин и Свен поворачиваются в ее сторону.

— Мысли вслух, — поясняет Малин. — Как долго она здесь пролежала?

— Учитывая плесень на коже от полиэтилена, в который она была завернута, и то, что тело начало опухать, несмотря на давление земли, я сказала бы, что дня три, может быть — четыре. Точнее пока определить не могу.

— Три дня? — переспрашивает Зак. — Она пропала предположительно дней шесть назад.

— Пока не знаю, перенесли ли ее сюда после смерти, — отвечает Карин. — Постараюсь выяснить.

— Все равно остается промежуток в два дня, когда ее, возможно, держали взаперти, — говорит Свен. — А потом перенесли сюда.

— Тогда, возможно, кто-нибудь что-нибудь видел, — кивает Зак.

— Ты так думаешь? — спрашивает Малин. — Когда не купаются, здесь никого не бывает.

— Таковы люди — они вечно бродят туда-сюда. Ты знаешь это не хуже меня.

Малин вспоминает, как сама ходила в парк Тредгордсфёренинген позапрошлой ночью.

Так ты меня видел? Ты — тот, кто это сделал?

Ты пытаешься что-то исправить — видимо, так обстоит дело. Наверное, было темно, когда ты приволок тело сюда. Когда зарывал ее в землю, единственными свидетелями были деревья. Но почему так близко к воде, где ходит множество людей? Похоже, хотел, чтобы мы ее нашли. Что ты пытаешься нам сказать?

— От чего наступила смерть? — спрашивает Малин, и неожиданный порыв холодного ветра пробегает по ее ногам и далее по поверхности воды.

— Пока неизвестно. Предположительно причиной смерти является рана на голове, но на шее, как видишь, следы удушения.

— Сексуальное насилие?

— Внешних признаков пенетрации нет, но я осмотрю ее на этот предмет.

Карин — опытный профессионал, однако отношение к мертвым у нее, как у инженера к конструкциям.

— С уликами дело обстоит неважно, — говорит она. — В последние сутки здесь прошло не меньше сотни человек, все следы и отпечатки наверняка затоптаны.

— Жаль, — вздыхает Свен. — Но это место тем не менее может рассказать много интересного о преступнике, стоит нам немного напрячь извилины.

«Преступник? — думает Малин. — Похоже, Свен, ты в этом уверен. Так же как я уверена, что этот живот сведет тебя в могилу, если ты ничего не предпримешь».

— Что ты думаешь по поводу связи с Юсефин?

— Думаю, связь прямая, — уверенно говорит Свен. — Обе выскоблены до чистоты одинаковым образом. Но пока это на сто процентов неизвестно. Пусть Карин проверит на наличие остатков краски.

Я вижу и слышу вас, чужие незнакомые люди, и понимаю, что вы говорите обо мне, но я не желаю слышать ваши мерзкие слова.