Целую тебя, мой ангел, так горячо и крепко, как только возможно. Бог да благословит и да защитит тебя, любимый!

Навеки всецело

Твоя.

Николай II – Александре Федоровне

Могилев – вокзал. 30 окт. 1916 г.

Моя любимая!

Только что приехали сюда при ужасном дожде и ветре. Я пишу в поезде, чтобы не терять времени и отослать курьера вовремя.

Из Киева я вынес самые лучшие впечатления. Мама была очень добра и ласкова. Мы по вечерам, во время игры в «puzzle», вели долгие разговоры. Ольгу мы видели 2 раза, она уже встала вчера и выглядит хорошо, хотя и худа – такое спокойное, хорошее выражение лица. Она письменно просила разрешения повенчаться в субботу 5-го ноября. Она, конечно, спросила об этом и мама, и я принял ее сторону, сказав, что, по моему мнению, надо покончить с этим делом. Раз это должно случиться, пусть совершится теперь! Она хочет взять отпуск на 2 недели и затем вернуться к своей работе. Мама намерена еще пожить в Киеве, который она очень любит.

Завтра я опишу тебе подробности нашего пребывания там. А сейчас надо кончать. Храни тебя Господь, моя любимая! Крепко благодарю за 2 письма. Целую всех.

Навеки твой

Ники.

Дореволюционный Могилев. Здесь во время Первой мировой войны, с августа 1915 до ноября 1917 года находилась ставка Верховного главнокомандующего

Ц. ставка. 30 октября 1916 г.

Мое дорогое сокровище!

Горячо благодарю тебя за твое милое письмо, которое, вернувшись сюда, я нашел у себя на столе. Для меня было большим утешением получить сегодня 2 твоих письма, так как я чувствовал себя угнетенным, возвращаясь сюда. Киев кажется каким-то чудным сном, все прошло там так хорошо и все были так сердечны!

Теперь расскажу тебе все по порядку. В моем последнем спешном письме из Киева, написанном в поезде, я остановился на нашем завтраке втроем. В 2.30 мин. во дворе были выстроены выпускные одной из школ прапорщиков и произведены в офицеры. Мама смотрела из окна и очень все одобрила, особенно она осталась довольна тем, как Бэби держал себя позади меня! Затем мы поехали в Ольгин лазарет и провели с ней около часу. Она лежала на соломенной кушетке вроде садовой мебели. Я видел некоторых из ее сестер, которых знал раньше, и двух докторов.

Раненые сошли вниз, чтобы проводить нас. Тат. Андр. была страшно рада, что могла поговорить с Алексеем. От Ольги мы поехали пить чай к дорогой мама, а затем я отправился в поезд. Он обедал, а я читал и писал. На следующий день, 29-го, от 9.30 до 12 час., я посетил четыре военных школы; три из этих школ совершенно новые, и с них я начал. Сначала Николаевское военное уч. и Николаевское артиллер. уч. – оба за чертой города, недалеко одно от другого. Прекрасные, громадные, новые здания, кое-где не вполне достроенные. Затем мне пришлось проехать через весь город в Алексеевское инженерное уч., тоже огромное и хорошо расположенное здание, с чудным видом вниз на Днепр. По дороге во дворец я заглянул в старое военное училище, теперь названное в память Кости. К счастью, я вовремя приехал к завтраку в 12.30. Мама пригласила всю мою и свою свиту и Игнатьева (губернатора) с женой (дочь Юлия Урусова). Бэби все утро гулял в саду, у него были розовые щечки, и он удивлял всех за столом своим аппетитом. Он мило разговаривал с Зиной Менгден и вел себя хорошо.

Днем мама взяла нас на прелестную прогулку по ту сторону реки. Вид оттуда на город был прекрасен, но, увы, без солнца. Мы вернулись через другой мост и, проезжая мимо лазарета Ольги, вышли там и были рады видеть, что она встала. Но она ощущала все еще небольшую слабость. Позднее пили чай у мама с Павлом и М.П. Она подарила мама очень хорошенькую икону от всей семьи, с подписями всех на обратной стороне. Только наших подписей и детей, конечно, на ней нет. Она была очень суха со мной и ни слова не сказала про Ливадию! Мама это нашла очень странным. Павел был в прекрасном настроении. Он только что видел всю гвардию и был в восторге. После обеда у мама я выехал из Киева при проливном дожде.

31-го окт. Получил твое дорогое письмо и от всего сердца благодарю за твой добрый совет. Я всегда думал, что продовольств. вопрос лучше решить сразу, только я должен был дождаться этой бумаги. Теперь это сделано: помоги нам Бог! Я чувствую, что это правильно.

Погода теплая. Вчера шел сильный дождь. Пора кончать. Храни Господь тебя, мой ангел, и девочек! Нежно целую.

Навеки твой

Ники.

Привет А.

Александра Федоровна – Николаю II

Царское село

31 октября 1916 г.

Мой любимый!

Серая, дождливая, унылая погода, я опять почти не спала, пора бы выглянуть солнышку. Все мои мысли с тобой.

Вчера был прекрасный концерт: у Кузнецовой прелестный голос, и она великолепно исполнила испанские танцы. Лерского я слышала впервые и вспоминала тебя. Протопопов просил, чтоб я приняла его по «очень нужному делу», после приема его закончу это письмо. Затем надо принять множество дам, попозже Шаховского и В. П. Шнейдер – ни минуты свободной.

Дорогой мой, наш Друг просит тебя непременно приостановить дело Сухомлинова, а то Гучков и другие собираются сделать гнусные заявления, поэтому спешно протелеграфируй Шт. Я думаю, что это прежде всего его касается? Телеграфируй следующее: «Ознакомившись с данными предварительного следствия по делу бывшего военного министра ген. Сухомлинова, нахожу, что нет решительно никаких оснований для обвинения, а посему дело прекратить». Это должно быть сделано до того, как Дума соберется завтра днем.

Я чувствую, что поступаю жестоко, терзая тебя, мой нежный, терпеливый ангел, но я всецело полагаюсь на нашего Друга, который думает исключительно о тебе, о Бэби и о России; благодаря Его руководству, мы перенесем эти тяжелые времена. Это будет жестокая борьба, но Божий человек находится вблизи, чтобы благополучно провести твой челн через рифы, а маленькое Солнышко стоит, подобно скале, позади тебя, твердая и непоколебимая, с решимостью, верностью и любовью, готовая к борьбе за своих любимых и за нашу страну.

Полчасика покатаюсь в автомобиле, чтоб освежить голову перед приемом Протоп. Бог поможет ради моего дорогого.

Посылаю тебе одну бумагу относительно контрразведки Алекс., потому что эти люди мешаются в дела, совершенно их не касающиеся, этому надо положить конец, я позабыла отослать тебе ее раньше.

Затем относительно Рубинштейна – этот человек при смерти. Протелеграфируй или же прикажи Алекс. немедленно телеграфировать Рузскому о переводе Руб. из Пскова в ведение Министра Внутр. Дел (лучше ты сам телеграфируй, тогда он сразу все сделает). Нет времени, чтоб написать тебе о нашем разговоре, тороплюсь отправить письмо. Им удалось удержать Думу от опубликования их дурацкой декларации.