«Думы партизан.

Июльским солнечным днем, проходя калининскими лесами, я неожиданно услышал окрик — Стой! Руки вверх!

Ко мне подходят два вооруженных карабинами человека в гражданской одежде.

— Ваши документы! — спрашивают они.

— А вы кто? — в свою очередь интересуюсь я.

— Это потом узнаете. А сейчас нас интересует ваша персона. Документы!

— Разве не видите, кто я?

— А может, ты шпион в красноармейской форме!

Показываю документы. Знакомимся. Оказывается, они «партизаны», бывшие красные командиры, когда-то попавшие в окружение и теперь скрывающиеся в лесах. Один из них житель Украины, другой — из Смоленщины. Состоят они в отряде, где командиром какой-то жид — то ли Подгорецкий, то ли Вишневецкий.

Партизаны решили угостить меня картошкой. С удовольствием принимаю приглашение «отведать за компанию».

— Колхозная, — спрашиваю, — картошка-то?

— А кто ее знает! Сегодня ночью наши в деревню ходили, пудов шесть принесли. У крестьян взяли.

— То есть как взяли?

— Ну, отобрали.

— Это же грабеж!

— Как хотите расценивайте.

— Что же вы намерены делать дальше?

«Партизаны» молчат. Они, собственно, сами не знают, что они намерены делать и за что бороться. Затем, после некоторого раздумья, украинец отвечает:

— Будем понемножку постреливать немцев и ждать прихода Красной армии.

— Едва ли дождетесь, — говорю. — На Калининском фронте на днях три армии разбиты и взяты в плен, только небольшие группы бродят, ищут выхода. Да и они сложили оружие.

— Так, значит, неважны наши дела?

— Выходит, да.

— Мы, понимаете, давно бы бросили партизанить, видим, что толку от этого никакого нет, да боимся, что не жить нам после этого: поймают свои — убьют, а семьи пострадают. А крестьяне на нас больно злы, ведь последнее забираем. Все против нас.

— Мы воюем за родину, — продолжают откровенничать «партизаны», — выполняем приказ Сталина, — внушает нам наш командир. — А на самом деле это просто пустая болтовня. Мы лишь только и заняты тем, что добываем себе пишу и живем, как звери в берлоге. Разве мы приносим пользу родине? И сами не видим жизни, и людям жить не даем. А в отряде об этом не говори, если скажешь, — сейчас, как труса и паникера, поставят к сосенке, и отдашь Богу душу.

После беседы с этими «партизанами» мне стало ясно, что «дело» их, действительно, в тупике, что их «борьба» бессмысленна и даже вредна русскому народу. Но попав в сети фанатичных комиссаров и трусливых жидов, честные русские люди продолжают выполнять волю сталинских карьеристов и занимаются бесчестными делами.

Впрочем, многие все-таки выбираются из этого омута. Они бросают оружие и сдаются в плен, получают работу и начинают заниматься полезным для родины делом. Так, например, поступил Иван Андросов, который, сдавшись в плен, обратился ко всем партизанам с призывом:

«Одумайтесь, — пишет он, — как одумался я. Германия воюет не с русским народом. Она дала крестьянину землю. Она восстанавливает разрушенные большевиками фабрики, заводы, открывает школы, клубы, театры, библиотеки. Она сняла кандалы с русского народа. Сталин закрепостил крестьянина и рабочего. Гитлер снимает кандалы с русского человека. Тот, кто поддерживает Сталина, — величайший преступник.

Германия ведет решительное наступление на всех фронтах. Скоро большевизму конец. Скоро наступит праздник мира. Неужели вы не хотите участвовать в этом торжестве? Складывайте оружие, как это сделал я. Вас не ждет никакая кара. Вы получите работу и свободу. Не медлите. Промедление смерти подобно!»

Это — голос прозревшего русского человека, освободившегося от иудейско-коммунистического дурмана. Он, бесспорно, будет услышан партизанами, и они скажут: «Мы бросаем оружие. Мы будем отныне плодотворно работать на благо победы над большевизмом, на благо своей семьи и новой России, за которую борется Германия и миллионы наших русских товарищей — бывших красноармейцев, командиров и партизан, а также мирных жителей, освобожденных от «советского строя» областей».