своей семьи, но я боюсь, что предположения о том, кто представляет угрозу, будут основаны на существующих предубеждениях и предрассудках. Иногда я чувствую, что удержание фокуса на самообороне подпитывается воображаемыми ситуациями, в которых людей уже определили в качестве проблемных. Один из моих студентов спросил, как защитить свой дом, и при этом раскрыл свое видение апокалипсиса. «Орды людей устремятся из города в пригороды [где он живет]. Придется защищать свой дом». Да, мы не должны позволить себе оказаться застигнутыми врасплох и должны быть готовы противостоять агрессору, но я понимал: то, как он отзывается о бегущих из города людях, многое говорит о том, кого он считает вероятной угрозой. Ведь описать эту ситуацию можно совершенно иначе. Не считать спасающихся бегством людей непростительно неподготовленными (опять же, моральный недостаток в глазах некоторых выживальщиков) и потенциальными мародерами, а увидеть в них оказавшихся в беде людей с разными навыками, которые способны помочь всем нам адаптироваться к новой реальности. В случае вероятных катастроф многие жители будут покидать пострадавшие районы. Вместо того, чтобы спрашивать, как защитить от них наши припасы, следовало бы подумать, что этим людям нужно и как им помочь. Вместо того, чтобы делать упор на различиях, более подходящим и безопасным решением было бы включить новых людей в свою группу. Я подозреваю, что, когда мой ученик описывал ситуацию, которой опасался, он представлял себе, как «городские» устремятся из города в пригороды, со всеми вытекающими отсюда расовыми и этническими последствиями.

Оружие — большая часть культуры препперов. Это вписывается в дух Дикого Запада и Второй поправки к Конституции о защите прав на оружие. В некоторых кругах владение огнестрельным оружием имеет столь же важное значение для обеспечения готовности, как и продовольствие или вода. Споры об арсенале в рамках подготовки к апокалипсису трудно отделить от остальных дискуссий о культуре оружия, и это проявляется в среде выживальщиков. Например, в журналах для препперов статьи и рекламные объявления «в духе Второй поправки» или восхваляющие достоинства вооруженного населения так же распространены, как и менее политизированные темы, такие как охотничьи ружья. Для краткосрочной защиты аргументы в пользу самовооружения могут иметь смысл. Однако рассматривать вооруженное население как средство борьбы с насильственными преступлениями на общественном уровне не стоит. Большинство надежных исследований показывают, что вооружение граждан не снижает уровень преступности{96}.

Аргументы, которые сфокусированы на противодействии превышению правительством своих полномочий или на правителях-тиранах, не раскрывают всей истории, поскольку то, чему они пытаются помешать, очень специфично. Так, агрессивные законы, которые влияют на выбор женщин в отношении их собственного тела, никогда не рассматриваются как «выход за рамки», как и бессрочное содержание под стражей подозреваемых (но не осужденных) террористов. Некоторые из этих аргументов кажутся обоснованием недосказанных фактов. Может быть, это желание встретить во всеоружии возможные угрозы за рамками тиранического правительства. Может быть, это внутреннее радостное возбуждение от обладания огнестрельном оружием. Или оружие становится осязаемой эмблемой групповой идентичности: чем-то, за что можно ухватиться в системе, в которой большая часть правой базы находится под угрозой. В некоторых случаях этих людей отодвигали на обочину общества, отвергали как необразованных и неотесанных, не видя даже в правой элите никакой пользы, кроме голосов, которые они дают. В других случаях предполагаемая маргинализация не столь реальна. Как гласит популярная поговорка, тот, кто привык к привилегиям, ощущает равенство как угнетение.

Огнестрельное оружие может служить как для защиты, так и для нападения. Некоторые фантазии препперов похожи на реакцию правого крыла «ополченцев» на недавние протесты. И то, и другое, словно отражает желание найти ситуацию, в которой насилие является приемлемым вариантом. Они выходят на акции протеста якобы для защиты собственности, но мало кто из внешних наблюдателей верит, что их действительно волнует конкретная заправка или аптека. Они идут искать цель, возможно, в качестве защитников{97}. Другие видят реальную цель в конфронтации с протестующими, с врагами{98}. Они надеются найти возможность использовать насилие, к которому подготовились и о котором фантазировали. Точно так же фантазии о насилии, сопровождающие видения постапокалиптического мира, в равной степени связаны со свободой и возможностью применять насилие, как и с самозащитой. Действия ополченцев во время протестов 2020 года, преодолевших большие расстояния, чтобы «защитить собственность», можно рассматривать как действия людей, которые отправились в поход ради противостояния врагу. Либералы, демократы и люди с отличным от общества цветом кожи очернялись в правой прессе как неамериканцы. Эта разновидность делегитимации способствует политической поляризации и дает представление о том, что нас ждет в чрезвычайной ситуации, сопровождающей апокалипсис.

В сочетании с огнестрельным оружием часто упоминается «ситуационная бдительность», или «ориентированность в обстановке». Это своего рода повышенное внимание, когда люди учатся искать и выявлять угрозы. Мы все так или иначе этим занимаемся: следим за погодой, стараемся увернуться от опасного водителя или покидаем бар, когда там назревает драка. При определенных обстоятельствах мы повышаем уровень этой ориентированности, например когда путешествуем в незнакомые места и высматриваем людей, способных обмануть ничего не подозревающего туриста, или карманников в туристических районах. Существуют последовательные, сложные, тонкие и разумные подходы к оценке окружающей обстановки. На своих курсах по приобретению навыков выживания в дикой природе я рассказываю об определенном типе ситуационной бдительности. Одна из проблем заключается в том, что на верификацию угрозы всегда влияют предвзятые установки. Мы видим угрозу в тех вещах, которые сами уже давно определили как опасные.

В акценте на ситуационную осведомленность я вижу проблему в том случае, когда такой подход практикуют неподготовленные, фанатичные или плохо информированные люди, особенно в таких местах и ситуациях, где подобные угрозы почти никогда не возникают, например в повседневной жизни маленького городка или в продуктовом магазине. Это возвращает нас к уже знакомой концепции о том, что люди — это либо овцы, либо волки, либо овчарки.

Фантазии на тему ситуационной осведомленности (например, поиск плохих парней в супермаркете) отчасти служат средством самоуспокоения. В социальных сетях я встречал несколько почти идентичных историй о том, что «человек заметил кого-то, чья поза и движения глаз свидетельствуют о том, что перед ним дрессированная овчарка, а не бестолковый и беспомощный человек вроде всех нас». Конечно, подобные истории также служат для того, чтобы подчеркнуть, что рассказчик бдителен и, следовательно, может распознать качества овчарки в другом человеке.

Все это звучит смешно и по-детски, но этот тип так называемой повышенной бдительности приводит к тому, что люди идентифицируют те угрозы, которые они априори определяют таковыми. Сомнительные персонажи, которых считают опасными, — это те, чьи группы уже были