Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любой настоящий путь всегда индивидуален, потому что путь, приводящий куда-то — всегда творческий. А творчество таинственно и индивидуально. Поэтому путь индивидуален для страны, для народа. Он индивидуален для человека. Каждый правильный шаг в завтрашний день должен вбирать в себя опыт прошлого, но именно своего прошлого (плохого ли, хорошего ли — не имеет значения).
А вот Храм может быть одним для всех — как один для всех океан, куда впадают реки. Но каждая река находит свою дорогу к морю.
Каждый из нас рождается в своей пространственновременной точке. Уже только одно наше рождение раскидывает нас по миру. Рождение раскидывает, а смерть пытается собрать. И вопрос только в том, успеем ли мы дойти до Храма за время, отпущенное нам на дорогу. Успеют ли воды реки добраться до океана или впитаются в землю и уйдут в песок, методично засыпающий русло реки в своих ежедневных повторениях?
Идти чужой дорогой — значит потратить время на ее поиски и на переделку самого себя. Ибо самая короткая дорога к храму от точки своего рождения — это прямая линия. Дойти до Храма — это и значит построить свою дорогу, которая вполне может проходить как через Рай, так и через Ад, так и через бесконечное ожидание света звезды, указывающей направление. Дойти до Храма — это дойги до той точки, из которой управляется вся жизнь.
Построить свою дорогу — значит признать, что мир чему-то соответствует, хотя бы представлениям о дороге и о Храме. Но если нет даже этого, то человек становится посторонним. Посторонний — это даже не наблюдатель. Посторонний — это знаменосец Смерти.
Появление Постороннего является верным признаком приближения беды. Посторонний может быть порожден внутри системы, а может придти извне. Придти, сесть за стол и работать как все. Он может стоять рядом с другими в курилке, он может голосовать или не голосовать. Он может стрелять или не стрелять. Но его присутствие рядом всегда ощущается — это ощущение пустоты, стоящей за ним. Посторонний не несет угрозы, как таковой. Он констатирует об ее неизбежности. Посторонним становится отчаявшийся Наблюдатель; Наблюдатель, который потерял интерес. Постороннего не надо бояться и невозможно любить. Посторонний слышит, но не отвечает. Посторонний слышит и забывает.
Повстречается ли им больной или труп, и тотчас говорят они: "жизнь опровергнута!"
Но на самом деле — это они сами опровергнуты и их глаза, видящие в существовании только единичное.
Наблюдатель догадывался, что когда-то и он станет посторонним для жизни. Это произойдет тогда, когда ему откроется весь мир, когда в своем осмыслении мира он, наконец-то, дойдет то точки. Своим открытием мир скажет: «Спасибо, ты сделал все, что мог. Теперь ты больше не нужен».
Храм, из которого тянутся управляющие жизнью нити, спрятан в тонком мире человеческих душ. Человек способен его не только иногда ощущать, но и в определенном состоянии души, например, в состоянии глубокого гипноза, входить туда своим чувством и своей мыслью.
Человек многое не видит вокруг себя именно потому, что он рождается и идет по жизни с определенной установкой, делающей многое в жизни для него невидимым. С возрастом и приходом мудрости ограничения, созданные установкой, постепенно снимаются, и за ними открывается бездна, заполненная пустотой.
— Эй, послушай, — вдруг окликнул Наблюдателя древний дед, сидящий на лавочке. — Остановись, давай поговорим.
— Отстань, Дед, тебе со мной будет не интересно. Мы с тобой из разных поколений.
— Вот и хорошо. А то мне и поговорить-то не с кем. Детям моим уже давно за 70, и они стары как мир. С ними скучно. А я-то, понимаешь, раньше семь языков знал.
Дед задумался, вспоминая языки, которые он знал, и после небольшой паузы добавил: «Или не знал? Не помню».
Или не знал?
А Наблюдатель пошел дальше, вспоминая свое прошлое.
В этом прошлом было абсолютно все или ничего не было?
Он не помнил!
Однажды утром, проснувшись, он не смог вспомнить свое имя. И поэтому имел право выбрать себе новое имя, а значит, и новое прошлое.
Вот тогда он и стал Наблюдателем.
Но Наблюдателю тоже надо выбрать себя, ибо не бывает наблюдателей вообще. Один видит что-то лучше другого и не замечает то, что для третьего — как бы само собой разумеющееся. Выбрать себя — значит выбрать границы своего восприятия.
А как выбирают себя? Например, рыцари, преклонив колено, клянутся в верности своему Королю и своей Даме сердца, повторяя при этом: «Король всегда прав. Моя Дама вне подозрений!»
А если вдуматься. Что функционально представляет собой данная клятва?
Она сужает мир, делая в нем определенные мысли и события невозможными. Мир становится проще, понятнее и, главное, в нем становится легче жить. Но что еще важнее для мира в целом, так это то, что для Короля и Дамы упрощается процесс управления Рыцарем. Управление в целом становится более продуктивным. Но это только для решения достаточно простых задач, типа, применения силы под контролем.
Выходит, что для повышения эффективности управления необходимо сузить спектр восприятий управляемого. Его надо, в каком-то смысле, оглупить. Он должен уверовать в нечто такое, что заместило бы собой часть реального мира. Безоглядная Вера должна помощь Рыцарю крушить неверных, которые, в общем-то, такие же, как и он, и любить Даму, которая ничем не лучше остальных женщин.
Факт наличия ограничений по восприятию мира — это и есть признак управляемости.
Позже, все выше сказанное было апробировано в кабинетах психотерапевтов на сеансах гипноза. Гипнотизер, в прошлом Король, смотрел в глаза пациенту, в прошлом Рыцарю, и внушал ему, что тот не видит части экрана монитора. И пациент действительно не видел. По крайней мере, его мозг никак не реагировал на появляющиеся в этой части монитора буквы.
Пациент верил! А бесстрастный осциллограф свидетельствовал, что никакие сигналы в мозг о том, что происходило в «закрытой» Верой части монитора, не поступали. Ничего не было.
Вот так можно не видеть часть мира.
А какая часть мира нами невидима вообще? Невидима изначально?
Очевидно, что, в первую очередь, не должны быть видимы сами установки. Установки на восприятие мира, установки на то, что можно видеть и ощущать, а что нельзя. Эти установки невидимы по определению, потому что, если бы мы о них знали, то не они, а мы сами были бы хозяевами самих себя. Эти установки должны составлять основу спрятанного от нас мира; они должны жить в той невидимой управляющей части.
Заданная нам установка может закрыть часть нашего мира, но может и открыть запретное.
Съеденное райское яблоко было той самой установкой, которая для людей сделала часть мира невидимой. С тех пор мы не видим рядом с собой ни Бога, ни Рая. Мы только догадываемся об их существовании и смутно ощущаем присутствие чего-то такого, что намного выше нас.