— Не надо за мной ходить, — не оборачиваясь, сказала девушка, — видеть тебя не хочу.

— А ты меня не видишь, — резонно ответил Виталик, — я же сзади иду.

— Остряк-самоучка, — все так же не оборачиваясь, констатировала девушка.

— А что я такого сделал? — возмущенно.

— На Рубене живого места нет, вся физиономия синяя. Ты его так избил, будто он не брат мой, а враг. А еще говорил, что ты меня любишь. Врал?

— Почему врал, я же говорил, что тебя люблю, а не его.

— Перестань острить.

— Хорошо, не буду.

— Ты устроил ему западню.

Во-первых, в западню попали мы, нас было четверо, а братуха твой привел целую футбольную команду, одиннадцать человек. Я оказался меж двух огней; если ты помнишь, предупредил, чтобы Рубен не ходил один, из-за тебя я предал своих друзей, мы еле ноги унесли.

— Значит, это я виновата во всем? — раздраженным голосом спросила Джульетта, она даже остановилась и повернулась к нему лицом.

— Нет, — быстро ответил Виталик, — я этого не говорил, во всем виноват я, давай помиримся.

Девушка, сжав губы, сложила кукиш, сунула ему под нос, повернулась и пошла. Виталик тут же последовал за ней.

— С чего ты взяла, что это я отделал твоего брата, я даже его в лицо не знаю.

— Зато он тебя узнал.

— Откуда?

— Под фонарем ты стоял, в качестве живца?

— Ну да, — признался, — только про живца это обидно.

— Как есть, и хватит за мной таскаться. Рубен на голубятне торчит, еще одной драки не хватало. И, кстати говоря, поездка на БАМ в качестве свадебного путешествия меня не устраивает.

Поравнялись с домом Джульетты, и девушка ускорила шаг. Виталик тяжело вздохнул и поплелся в общежитие.

— Вон идет наш Ромео, — сказал Али. Он сунул два пальца в рот и издал короткий свист.

Ромео, то есть Виталик, задумчиво вышагивающий вдоль забора, поднял голову и увидел Али, машущего рукой. Изменил направление и тем же аллюром ступил на футбольное поле. Отсчитав полсотни шагов, остановился у лавочки, на которой сидела вся троица.

— Гамарджоба,[17]— приветствовал он честную компанию.

Салам аллейкум,[18]— ответствовал Виталик Большой.

Барев,[19]— сказал Али.

— Здоровеньки булы, — ответил Ислам. Виталик Большой спросил у Виталика Маленького:

— Чувак, ты случайно не кришнаит, а то нам для комплекта буддизма не хватает?

— У меня мама молоканка, — нехотя ответил Виталик.

— Это ничего, сектанты тоже имеют право на представительство, — добродушно заметил Виталик Большой.

Виталик Маленький сел рядом, поднял прутик, лежавший под ногами, и принялся чертить перед собой геометрические фигуры. Молчали минут десять под гомон воробьев, чирикающих на кронах акаций.

— Как идет процесс примирения? — наконец спросил Ислам.

Виталик пожал плечами, полез в карман, достал пачку «Авроры», закурил и стал сплевывать табачинки, налипшие на губы.

— Понятно, — сказал Ислам, — вопросов больше не имею.

Али, немилосердно фальшивя, стал насвистывать мелодию арии «Сердце красавиц склонно к измене». Виталик Маленький некоторое время поглядывал на него искоса, затем, не выдержал:

— Икар долетался, а ты досвистишься. Обращаясь к Исламу, Али возмущенно сказал:

— Задирается. Кажется, ему жить надоело.

— Джентльмены, — строго обратился к ним Виталик Большой, — глупо ссориться перед лицом общего врага, он только этого и ждет, чтобы схавать нас поодиночке.

— Скажи спасибо общему врагу, — буркнул Али. — Неблагодарный, еще из-за него вчера жизнью рисковал.

— Надежда есть вообще? — спросил Виталик Большой.

Поскольку Виталик Маленький молчал, Ислам ответил за него:

— Надежда всегда есть.

— Я вам расскажу поучительную историю, — изрек Али. — Вот я встречался с девушкой, Надежда ее звали…

— Ладно врать, — перебил его Виталик Большой, — с девушкой он встречался, с Эльзой, наверное?

Али обиженно замолчал и снова стал насвистывать, на этот раз мотив мейхана.

— Ну и че дальше было? — через минуту спросил Виталик Большой.

— Да пошел ты, — сказал Али и вполголоса, отбивая ладонями по коленке такт, запел:

Моего места Маштаганский селений

Общежител четвертый отделений

Если будет земилетиресений

Пириходи ко мне в отделений.

Оборвав песню, заметил:

— Эльза, к вашему сведению, со мной не здоровается, потому что я обещал прийти к ней вечером и не пришел, из-за вас, между прочим.

Виталик Большой спросил у Ислама сигарету, но тот покачал головой. Виталик Маленький достал пачку «Авроры», но Виталик Большой скривился и предложил Али:

— Пойдем, брат, сходим за сигаретами, у меня есть сорок копеек, как раз на «Интер» хватит.

— Ара, отвали от меня, — огрызнулся Али, — я с тобой даже двух шагов дороги не хочу пройти.

— Обиделся, — констатировал Виталик Большой. АЛИ, не обращая на него внимания, продолжал вполголоса петь, прищелкивая пальцами:

Лошадь, осел и мотыга,

Вот и все, что было у меня,

И уверенность, что отец женит меня,

Но он дал мне денег и отправил в игорный дом.

Дальше он не знал слов, поэтому, пощелкав еще некоторое время пальцами, замолчал. Солнце клонилось к закату, было тепло и безветренно. Наискосок, через футбольное поле, прошла группа учащихся занимать очередь на ужин. Проводили их взглядами. Гомон птиц в кроне дерева вдруг затих. Подняли головы и увидели в небе парящего коршуна. Хищник сделал круг над полем и, видимо не увидев ничего достойного внимания, улетел в сторону пустырей. Через несколько минут птичий базар возобновился. Студенты теперь потянулись на ужин муравьиной лентой, друг за другом, небольшими группками, что-то живо обсуждая, споря. Видимо, в этом нескончаемом потоке было что-то рефлексообразующее, так как все почувствовали голод.

— Сколько, ты говоришь, у тебя копеек? — спросил Ислам.

Виталик Большой открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент раздался шум крыльев, сильный шум. Над голубятней Рубена вдруг возникло сизо-голубое облако, которое стремительно взмыло вверх, подгоняемое разбойничьим свистом хозяина. Какое-то время они как зачарованные следили за пируэтами голубиной стаи, причем довольно долго, затем Виталик Большой сказал: