Она села напротив, а Джокер откинулся назад и подсунул себе под спину подушку.

— Раз уж вы так и не вспомнили, от чего раньше получали удовольствие, возможно, расскажете, о чем вы все это время думали? — она открыла блокнот и достала ручку.

Внезапно, вместо обычных уверток и шуток, он ответил:

— Знаете, а ведь отец меня сильно бил.

Слова, подобные удару. На долю секунды картинка перед глазами Харли поплыла, и доктор выпрямилась, стараясь привести себя в чувство. Эмоции сейчас излишни. Ей следовало поддержать пациента, который глядел куда-то сквозь пространство, мимо нее, и видел там нечто из прошлого.

— Продолжайте.

— Каждый раз, когда я не слушался… — Джокер взмахнул кулаком. — Бац!

«Не слушался, бац!» — записала Харлин трясущейся ручкой.

— Иногда, когда я просто сидел и ничего не делал… вот тебе!

«Ничего не делал — вот тебе!»

— Папаша любил заложить за воротник, — продолжал Джокер. — А коль человек любит поддать, он частенько бывает в скверном настроении.

«Поддавал, скверное настроение».

— Понимаю.

Джокер вдруг умолк. Харлин боялась прерывать ход его мыслей и разрушить чары, заставившие его внезапно заговорить про детство. Однако молчание затягивалось, и она забеспокоилась, как бы он опять не ушел в себя. Что же сказать, чтобы заставить его говорить без излишнего нажима?

— Мне кажется, я лишь однажды видел его счастливым, — внезапно нарушил тишину подопечный. — Мне было семь лет, и папа повел меня в цирк.

«Папа счастлив, цирк, семь лет», — торопливо писала Харлин, неотрывно наблюдая за Джокером, чтобы тот не подумал, будто она его не слушает.

— Там был клоун… безумный на вид чудак в клетчатых штанах, — Джокер засмеялся, по-прежнему глядя в пустоту, и Харлин поняла: прямо сейчас он видит того клоуна перед собой.

«Безумный клоун в клетчатых штанах».

— Он бегал по арене, а следом за ним носилась маленькая, тявкающая собачонка и пыталась цапнуть его за пятки.

«Арена, собачонка, тяпнуть за пятки».

Неожиданно Джокер вскочил на ноги.

— И каждый раз, когда он останавливался, чтобы пнуть ее, с него падали штаны и он шлепался на задницу!

Харлин кивала, продолжая записывать: пнуть, штаны, задница. Джокер согнулся от хохота, потом выпрямился и принялся вытирать слезы с глаз.

«Слезы смеха?»

— Господи, я думал, мой старик живот надорвет, так он хохотал. Я внезапно понял, он — счастлив, и тогда я решил, что тоже буду его смешить.

«Старик счастлив. Смешить тоже», — Харлин подчеркнула эти слова.

— На следующий день, когда папаша приполз из паба, я натянул его лучшие брюки, спустил их до ботинок и в таком виде встретил его в дверях.

Харлин собиралась законспектировать «паб, приполз, дверь, спущенные штаны», как вдруг Джокер, тихо посмеиваясь, спустил штаны и остался лишь в трусах-парашютах с рисунком из цветов, сердец и амурчиков со стрелами. Она никак не могла решить, что смешнее: эти трусы или спектакль, который ей доводилось наблюдать. Его смех был настолько заразителен, что Харлин не сумела бы остановиться, даже если бы в камеру вошла Джоан Лиланд, желающая узнать причину такого веселья.

— Пап, посмотри на меня! — пропищал Джокер тонким, детским голоском.

«Пропищал» — записала доктор, смеясь все сильнее.

— И бац! — он замахнулся. — Я получил по уху, свалился и порвал его лучшие штаны!

Харлин оставила попытки вести записи и захохотала вместе со своим пациентом так, что у нее заболел живот. «Сколько еще продлится эта пытка?» — подумала девушка, всхлипывая и заливаясь слезами. Попыталась вытереть мокрые щеки салфеткой, как вдруг Джокер перестал смеяться, посмотрел прямо на нее. и холодно отрезал:

— И тогда он сломал мне нос.

Смех Харлин умолк так внезапно, как будто Джокер дал ей пощечину.

«Нет, — взмолилась она, — пожалуйста, нет».

— Хотелось бы, конечно, верить, что он целился мне по заднице и просто промазал… — голос Джокера звучал спокойно и безразлично, словно он только что не хохотал как безумный. Он надел штаны и присел на кровать, подложив подушку под спину. — По крайней мере, именно это я сказал себе, когда очнулся в больнице три дня спустя.

— Через три дня? — в ужасе переспросила Харлин придушенным голосом.

— Что поделать, у комедии тоже имеется своя оборотная сторона, — ее собеседник вскочил на ноги и распахнул объятия, улыбаясь во весь рот. — Чего, кроме побоев, дождешься от людей, не понимающих шуток, как мой отец? Или как Бэтмен. — Спустя мгновение добавил он ядовито.

Из его уст данное имя звучало, точно проклятие.

Он снова плюхнулся на край кровати, опустил руки на колени и задумчиво тряхнул головой, словно подыскивая нужные слова.

— Ух, как меня все это… вымотало. Слишком долго я носил эти воспоминания в себе и даже не подозревал, как тяжело пережить их снова.

Он посмотрел на нее. На его лице застыло странное выражение, будто он много лет боролся с чем-то, что внезапно исчезло, оставив после себя пустоту и неуверенность.

— Знаю, сейчас время нашей беседы, но я так измотан. Ничего, если я вздремну?

— Конечно, — согласилась Харлин.

Она хотела было предложить остаться с ним на случай, если ему приснится кошмар, но передумала. Он пребывал в таком уязвимом состоянии, что упоминать кошмары сейчас не стоило. К тому же, ему в самом деле стоило побыть одному. Она могла подняться в кабинет и записать их беседу, пока еще эмоции пылали в памяти. А еще ей требовалось время, чтобы переварить услышанное. Дело было далее не в том, что он впервые открыл ей душу. Он рассказал ей то, что не рассказывал никому другому. Многократно перечитав всю историю его болезни, она нигде не видела упоминаний о походе в цирк или о том, что его отец был алкоголиком и издевался над сыном.

Колоссальное открытие, чреватое огромными последствиями.

* * *

На всякий случай Харлин еще раз просмотрела записи о Джокере. И даже спросила Джоан, не слышала ли та что-либо о его тяжелом детстве.

— Ни намека, хотя, если подумать, вывод сам собой напрашивается, — доктор Лиланд сидела за столом, разложив в рядок несколько документов с финансовыми отчетами. — Доктор Квинзель, извините меня, но я сейчас очень занята. В другое время я бы все бросила и обсудила с вами этот вопрос. Но у нас проблемы с финансированием и… прошу прощения, слишком долго объяснять.

— Все в порядке, босс, не стоит.

Она смутно помнила, что в прессе мелькали новости о коррупционном скандале, и пара упомянутых там имен значились в совете директоров «Аркхема». Неужели доктор Лиланд каким-то образом оказалась замешана в этом безумии? Она просто не могла себе этого представить. Впрочем, речь шла об «Аркхеме», так что все было возможно.