- И вот вполне может статься, что самое впечатляющее твое деяние уже позади - мне еще предстоит прочесть "Персеиду", но где найти легендарного героя, который не миновал бы к сорока годам свой, так сказать, пик? Как мне пришло, однако, в голову, по меньшей мере правдоподобно, что твое лучшее деяние может не совпадать с самым впечатляющим и, чего доброго, ждет тебя впереди - если еще не находится в процессе совершения: я имею в виду подобающее управление своей страной, твою семью и тебя самого на длинной дистанции, терпеливое взращивание из понимания мудрости, накопление богатого жизненного опыта и полная его переработка в своего рода просвещенную политику - международную, домашнюю и личную - все то, вкратце, что делает мужа не просто славным, но великим, заставляет не просто им восхищаться, но любить и т. д. и т. п.

Сравниваю с этим богатую прозу "Персеиды" и отчаиваюсь. Спи тогда с его автором, если тебе не подходит стиль Меланиппы! Нет, нет, любовь моя, это не твой стиль; ты просто записываешь слова, прямо как они приходят, а то и гораздо позже того, как они пришли: отжившие свое существа, схваченные глиной и в ней окаменевшие, кости, смещенные инородным минералом, обросшие друзами кристаллов, тронутые ржой стародавних окислов, подхваченные, траченные, перелопаченные чередой отступающих эонов, черепки скорлупок, разъятые члены, из которых все труднее и труднее реконструировать спящего дракона. Твои слова. Как бы там ни было, я заснул и проснулся таким же несчастным, как и раньше. Как всегда, Филоноя с готовностью все простила - Меланиппа отнюдь не Филоноя. Я этого и не подразумевал - и, воспряв, одарила меня своей любовью, затем дозволив в изнеможении вздремнуть, пока сама собственными руками готовила на мой день рождения завтрак: пирог со шпинатом и сыр фета. И с такою-то женщиной, дивится Полиид, был несчастлив этот муж? Не резон ему удивляться, велеречит Беллерофон (вторя на миг, пусть и с грехом пополам, гарцующим ритмам и аллитерациям "Персеиды"), ведь это он показал мальчугану Беллеру Схему Легендарно-Мифологического Героизма, четвертый квадрант которой предусматривает внезапное и таинственное впадение достигшего зрелости героя в немилость у богов и людей, его добровольный или вынужденный уход из им же основанного города, таинственный апофеоз на вершине холма, символическом двойнике места его божественного зачатия, ну и т. д.

Беллерофон рассказывает это Полииду? Любому, кому впору котурны: Меланиппа, бойкая жрица его страстей, тоже не нуждается в напоминаниях о том, как неустрашимая покорность дамы, выступающей здесь под именем Филоноя, ее абсолютная заботливость, ее ангельская, ее неуязвимая преданность - эти тошнотворные наши две трети - давным-давно лишили Беллерофона заметной части его чаяний, причем более всего - по причине, минимально оцененной самой Филоноей в ее вышеизложенном упоминании об Андромеде. Одним словом, я был неотвратимо доволен - моим браком, детьми, царской карьерой, - и, поскольку легендарному герою в этом возрасте и на этом этапе никак не надлежит быть довольным, мое довольство доказывало мою полную непригодность.

Помедли. Амазонка Меланиппа, скажем, вовсе не уверена, что разбирается во всей этой софистике. Ты был несчастлив, потому что был счастлив?

Софистика порой невыносима; страдание приходилось сносить. Вот тебе Персей, вознесшийся из ничтожества и сияющий в небе, а вот ничтожно довольный Беллерофон, сжимающий в руке его историю.

Из-за этого ты и покинул жену и семью?

И свое царство. И свою империю. Здесь-то и начинается моя история, когда я забрел, не разбирая дороги, в Алейское болото, "сердце снедая себе, убегая следов человека" и т. д.

Подожди, я это сейчас так прямо и запишу: никуда не годен, потому что все шло как надо.

Правильно.

Прервись. Было замечено, что подобное состояние дел в сфере духовной - общее недомогание, я имею в виду вне рамок той или иной конкретной этиологии, - как правило, предстает в мифах в виде некоего объективного коррелята: вспомним о нависших над Фивами во времена Эдипа миазмах или о воображаемом превращении Персея в камень. Не было ли чего-то подобного и в случае Беллерофона?

Интересно, сколько голосов рассказывают мою историю. Кажется, поначалу, когда я только-только превратился в историю собственной жизни, в нечто лишь с большой натяжкой соотносимое с бессмертием, повествовательный голос был ясным и объективным: простой, вымуштрованной прозой он пересказывал беды моих средних лет, как нельзя лучше символизируемые неспособностью Пегаса летать, вот так-то. Вкратце он пересказывал предпринятые мной тщетные попытки подстрекнуть моих детей к восстанию по поводу наследника на ликийский трон; вызвать озлобление у жены бесконечными повторениями рассказа о своих юношеских похождениях, включая сюда и интрижку с ее старшей сестрой Антеей; насадить среди собственных подданных антиправительственные настроения, продолжая и расширяя непопулярную войну с солимами, - дети наши питали к родителям благоговейное почтение, жена меня обожала, молчаливое большинство ликийцев поддерживало администрацию. Начинаясь с середины, накануне моего сорокового дня рождения, эта исходная, или наилучшая, "Беллерофониада" с ненавязчивым мастерством развивала свершающуюся в настоящем времени драму (поиски понятого мною буквально бессмертия), в то же время во всей изобильной полноте завершая и описание моих предшествующих приключений,- причем нарративные трудности разрешались простым, но не без вдохновения приемом: понуждая вторую половину моей жизни, иронически откликаясь, резюмировать первую - на манер, в общем-то, "Персеиды", но с числом пять (то есть тройками и двойками), а не семь в качестве численной основы и с кругом, а не логарифмической спиралью в качестве геометрического мотива. Более того, начиналась она отголоском не только начальных строк "Персеиды", но также и ее драматической конструкции - то есть не в начале второй серии приключений героя (отбытие Персея с раздраженной Андромедой, чтобы в поисках омоложения заново посетить сцены его юношеских триумфов; отбытие раздраженного Беллерофона с терпеливой Филоноей на поиски магической травки гиппоман), но в их средней точке: Персей, в конечном счете все время обращаясь к читателю с небес, большую часть своей истории рассказывает своей любовнице Каликсе в Египте; Беллерофон, как мне кажется, в конечном счете все время обращаясь к читателю со страниц, плавающих по болотам того, что стало округом Дорчестер в Мэриленде, США, приноравливается начать с пересказа своей предшествующей истории пригожей Меланиппе в топях реки Фермодонт, около скифской Фемискиры. Повествование повторялось ежедневно и длилось круглые сутки; говоря точнее, два приливных цикла, соответствующих двум половинам моей жизни и трудов. Первый Прилив, так сказать, покрывал мои приключения начиная со смерти отца и брата и далее, через убийство Химеры, вплоть до свадьбы с принцессой Филоноей - примерно с девятнадцати до двадцати семи лет; Первый Отлив раскрывал мое правление Ликией и укрепление семьи и далее, через растущее недовольство своим довольством, вплоть до неспособности Пегаса оторваться от земли, с двадцати восьми до тридцати шести лет; Второй Прилив покрывал мои приключения со времени, когда я покинул Ликию, чтобы проконсультироваться у Болотного Старца (на самом деле - прорицатель Полиид), и далее, через странствия в поисках лошадиной хавки - травки гиппоман, вплоть до моей идиллии с амазонкой Меланиппой, с тридцати семи до сорока пяти лет; Второй Отлив раскрывал попытку взлететь на Олимп и далее долгое падение с Пегаса вплоть до конца моей хронологической жизни, с сорока шести до пятидесяти четырех лет. Тридцатишестилетний период, поделенный на восемнадцатилетние циклы и девятилетние четверти, был, как я помню, компромиссом между "солнечным" календарем жизни Полиида, семидесятидвухлетним периодом, основанным на трехсот шестидесятидневном году из двенадцати тридцатидневных месяцев, и Меланипповым, или амазонским "лунным" календарем, основанным на четырех четвертях примерно по четырнадцать лет каждая (хотя амазонки и не признают годового деления), метафорически соответствующих фазам Луны и четырем стадиям женской сексуальности (от рождения до полового созревания, от полового созревания до половой зрелости, от половой зрелости до менопаузы, от менопаузы до смерти; средняя продолжительность жизни амазонок, пересказанная в терминах Полиида, - пятьдесят шесть "лет"; менструации начинаются у них в среднем в "четырнадцать" и прекращаются в "сорок два"). И наконец, отличительной чертой этой идеальной "Беллерофониады" было то, что, хотя длина и периодичность повествования оставались постоянными, амплитуда наррации варьировалась, словно диапазон приливов и отливов, в зависимости от энергии рассказчика, каковая сама являлась функцией его сосредоточенности и рассеянности. Да-да, дважды в лунный месяц рассказ выговаривался до самых его высот и глубин - когда, так сказать, тягловые усилия Полиида и Меланиппы были направлены точь-в-точь по одной линии; особых высот ораторского искусства достигал мой рассказ, как я припоминаю, в полнолуние летнего солнцестояния, каковое явление, вне всякого сомнения, объясняется широтой и долготой подверженного действию приливов Мэриленда. Напротив, дважды в месяц повествование оказывалось вдруг непривычно плоским и мелким, особенно в непосредственной близости от равноденствий, и рассеянным, словно чисто беллерофонический голос притягивался, поглощаясь, то Полиидом сюда, то Меланиппой туда, - но не к драматической гармонии и напряжению, а вразнобой, к пату и застою.