— Я думаю, не стоит считать меня отъявленным негодяем. Может быть, ты слышал, как эта бедная кроткая овечка билась, кричала, звала на помощь? Нет, не слышал? Или ты думаешь, что я назначил цену ее объятиям? Господи помилуй! Я даже не предлагал ей стать моей любовницей! — Ройса охватила вдруг прежняя боль, и он тихо прорычал:

— Нет, молодой человек, все это устроила она сама, собственными маленькими ручками! А я — одураченный болван, который проглотил приманку и даже не понял, что же все-таки произошло!

В бешенстве от того, что сказал больше, чем намеревался, Ройс вскочил. Спинка опрокинутого стула ударилась об пол.

— Поверь, Захари, мне до чертиков жаль, что я заприметил ее.

Он подошел к подносу, принесенному Чеймберсом, и налил себе вина. Повернувшись к кузену спиной, Ройс проворчал:

— А теперь убирайся. Я все сказал. , Захари смотрел на старшего кузена несчастными глазами. Он слишком любил его, чтобы держать на него зло — что бы ни случилось. Сказывались не только годы привязанности — Лондон открыл Захари многое, о чем он и не подозревал. Так, он был удивлен, обнаружив, что поступок Ройса никого не покоробил. Многие даже одобряли его. Не далее как вчера вечером приятель Захари, Джереми, заявил ему:

— А что еще делать мужчине с такой девчонкой? Дать пропасть ей в служанках? Кроме того, на месте твоего кузена непременно оказался бы кто-нибудь другой, и уж, наверное, не такой мот и добряк! — Разгорячившись, Джереми наклонился к Захари. — Дело в том, что маленькие прелестницы, подобные ей, или находят себе покровителя, или кончают на панели. Одно из двух. Поверь, твой кузен сделал ей великое одолжение, взяв в свой дом!

У Захари были свои соображения на сей счет, но он не мог не признать, что в утверждении Джереми содержится много правды, и не имеет значения, как убийственно холодна и груба эта правда.

Разрываясь между желанием наладить отношения с кузеном и отвращением к его поступку, Захари пробормотал наконец:

— Ройс, я больше так не могу… Не могу я быть на ножах с тобой. — Глубоко вздохнув, он великодушно добавил:

— Вероятно, я поспешил, обвинив тебя. Да и вообще — не мое это дело. Но мне нравится Моргана, и так неприятно было узнать, что… Впрочем, не мне судить тебя. Извини!

Ройс почувствовал громадное облегчение от слов Захари, но ему было стыдно — будь она неладна, вся эта история, заставившая Захари волноваться и чуть не поссорившая их насмерть! Повернувшись лицом к кузену, он с трудом улыбнулся:

— Тебе нет нужды извиняться — я думаю, это мне надо извиниться перед тобой!

Груз свалился с плеч Захари, и, усмехнувшись застенчиво, он заметил:

— Кажется, я был очень строг, прямо-таки свиреп!

— Ужасно! — рассмеялся Ройс.

Гармония восстановилась, и они еще немножко поболтали. Поначалу чувствовалась неловкость, но вскоре былая привязанность одержала верх и неприязнь последних дней была начисто забыта.

После того как кузены прикончили последнюю бутылку, Ройс упомянул о замках:

— Чеймберс говорил тебе, что прошлой ночью пытались взломать дверь?

Захари кивнул, его юное лицо посерьезнело:

— Да, я знаю. Я осмотрел ее. Похоже, какой-то дилетант пытался вломиться к нам.

— Дилетант? — Ройс скептически приподнял бровь, — О нет! Одноглазый не дилетант, и, если верить Джако и Бену, он не общается с дилетантами.

Захари пожал плечами:

— Наверное, я ошибся. Тебе следует самому удостовериться.

Часом позже, закончив самоличный осмотр дверей и множества замков, Ройс согласился с Захари. Взломщик, безусловно, был дилетантом — царапины и вмятины на дверях свидетельствовали, что кто-то ночью пытался взломать замки при, помощи лома. Сама попытка взлома поразила Ройса. После длительных раздумий он заключил, что одноглазый здесь явно ни при чем — работа была слишком топорной для таких профессионалов. Ройс снова и снова возвращался к этой мысли. Дилетант! Кто-то незнакомый с инструментарием взломщиков. Кто-то не связанный с одноглазым… Но кто? Почему?

Следующие несколько дней эта мысль буквально сверлила его, и обилие дел не мешало Ройсу напряженно раздумывать. Процесс приобретения коттеджа «Под липами» протекал гладко и быстро. Правда, банковский счет Ройса заметно уменьшился, зато он держал в руках акт на владение недвижимой собственностью. Он и Моргана. Его охватило странное чувство при виде ее имени рядом со своим — почти как если бы она была его женой и они вместе купили этот изумительный дом…

Взбешенный, что позволил столь бредовой идее хоть на секунду закрасться в голову, Ройс решительно сосредоточился на другом. Почему, например, ничего не слышно от Роджера Стэдхэма, его агента? Он до сих пор не осведомлен о дате отплытия братьев Фаулер. А теперь, когда и речи быть не могло о путешествии Морганы в Америку, нужно как можно скорее повидать мистера Стэдхэма и объявить ему, что число пассажиров изменилось — плывут не четверо, а двое.

В два часа пополудни Ройс сидел в офисе мистера Стэдхэма, обмениваясь с ним вежливыми репликами. Ему показалось, что Стэдхэм ведет себя немного нервозно, но он напомнил себе, что у Стэдхэма масса других неотложных Дел и смешно связывать его странное поведение со своим поручением.

Но при первом же упоминании о переезде через океан лицо Стэдхэма побледнело, а глаза расширились. Заикаясь, он пробормотал:

— За-за-заказанный вами переезд? Извините, но, кажется, ничего подходящего до конца лета. Возможно, в августе или в начале сентября…

Реакция Стэдхэма насторожила бы и менее проницательного человека. Вежливая улыбка исчезла, золотистые глаза сузились, и очень спокойно Ройс спросил:

— Не хотите ли вы сказать, что до этого сообщение между Англией и Америкой прервано?

Стэдхэм улыбнулся вымученной улыбкой.

— Ничего, что подошло бы вам, — объяснил он. Ройс устремил на него долгий внимательный взгляд. Поведение Стэдхэма можно было объяснить множеством причин, и при других обстоятельствах Ройс принял бы действия и слова Стэдхэма за чистую монету. Но все это могло быть до того, как он узнал о таинственном главаре, об одноглазом. Неужели еще один попался в сети дьявола? Или же Стэдхэм говорит правду? Что ж, нет ничего проще, чем проверить это. Ощущая неприятную тяжесть под ложечкой, Ройс уже знал: Стэдхэм солгал ему. Так захотел одноглазый.

Не желая показать, что обо всем догадался, Ройс небрежно заключил:

— Что поделаешь? Очень жаль. Если до осени ничего не подвернется, придется обойтись тем, что вы подыщете для меня. — Приятельски улыбнувшись Стэдхэму, он добавил:

— Вероятно, это даже к лучшему — мои планы изменились с тех пор, как я говорил с вами последний раз: теперь речь идет только о двух пассажирах. — Лицо американца было по-детски наивным, когда он поинтересовался: