Приведенные слова Плутарха в высшей степени примечательны. Они раскрывают отношение Александра к командирам перед походом в Индию. Ну как же, ради их же пользы беспокоится из-за разгильдяйства, желания почивать на лаврах, наслаждаться плодами прежних завоеваний. Такое отношение Александра можно понять. К тому времени они сожгли Персеполь, вынули сердце Персидской империи, отомстили за причиненные им обиды, приумножили царское состояние. Перспектива похода на край Земли не казалась им более привлекательной. Подобно всем солдатам на свете, в каком бы веке те ни жили, командиры считали, что работу свою они честно исполнили, и теперь хотели пойти домой. Призыв Исократа, изложенный в его «Обращении к Филиппу» и касавшийся объединения греческих городов против персов, исполнен. Такие настроения военачальников были чужды Александру, и в результате, вместе с усиливающейся у царя паранойей и желанием делать все по-своему, создалась опасная обстановка.

Индийская кампания к тому времени была закончена. Кен подытожил отношение военачальников к сложившемуся на тот момент положению вещей; им больше ничего не надо, они хотят домой, пора насладиться плодами побед. Если Александр хочет продолжения военной кампании, пусть идет домой, собирает новое войско и идет с ним, куда захочет. Настроения Кена были поддержаны в более слабой степени одним из его бригадных командиров – Мелеагром. Александр только что вручил щедрые дары индийскому принцу Таксилу. Мелеагр прокомментировал этот поступок так: жаль, что Александру пришлось проделать весь этот долгий путь до Индии для того лишь, чтобы одарить там одного человека. Александр ответил, что завистливые люди вредят сами себе. Происшедшее свидетельствовало о негодовании высокопоставленного военачальника, изможденного тяжелыми походами и считавшего, что к вражеским командирам царь относится куда лучше, чем к нему, честно исполняющему свой долг. Несмотря на вскипевшую ярость, Александр был достаточно хитер, чтобы понимать: сердца командиров, таких как Мелеагр, ему уже не принадлежат. Воевали они уже девять лет, на их глазах погибали друзья, им довелось перенести ужас Гедросии. Они не могли не видеть, что их товарищи – Парменион, Филота, Клит, Каллисфен, Кен, Клеандр – и другие люди, выполнявшие труднейшие задания Александра, паля жертвой царя, стоило им хоть чем-то ему не угодить. Они были свидетелями чистки армейских рядов по возвращении Александра из Индии, слышали в Описе зловещую угрозу царя – распустить армию и набрать варваров. Конца войне не было видно. Александр планировал новые кампании. Кроме Кратера, Александр не назначил никого из ближайшего своего окружения сатрапом или губернатором. Александру наверняка требовались македонцы-военачальники, только вот он им не доверял. Если они шли за ним, то он до поры до времени относился к ним благосклонно, приглашал на пирушки, но в случае проступка на их место тут же ставил персов. Все они согласились бы с Аррианом, что жажда завоеваний у Александра была ненасытной.

Плутарх ясно дает понять: когда в 323 году до н. э. Александр вошел в Вавилон, он уже более не доверял своему окружению. Чувство это было взаимным. Бунт у реки Гидасп (Джелам) усилил недоверие. Вскоре после того инцидента, планируя выход из Индии по суше и по морю, Александр советовался с Неархом, кто, по его мнению, мог бы возглавить флотилию в Индийском океане. По зафиксированному в письменном источнике свидетельству Неарха – командующий флотом был о себе необычайно высокого мнения – царь ни в ком не был уверен, чтобы поручить столь важную миссию.

Этому свидетельству, судя по всему, можно доверять. Беседа Александра с Неархом соответствует речи Кена на военном совете, да и речи, с которой в 324 г. до н. э. в Описе обращался к македонцам сам Александр. Первопричину недоверия следует искать в уже приведенном нами свидетельстве Плутарха, где Александр высказывается о стремящихся к роскоши военачальниках. Александр относился к коллегам с подозрением и ревностью. Оппозицию Александру – Филоту, Клита и Гермолая – связывало убеждение, что Александр присваивал себе всю славу, не признавая вклада других командиров. Не случайно то, что Птолемей, один из главных источников Арриана, подчеркивает собственные достижения при жизни великого завоевателя. Даже античные источники отмечают натянутые отношения Александра со своим близким окружением. Римский писатель Элиан в «Пестрых рассказах» приводит фрагмент, в котором Александр дает оценку своему командованию. Оценка эта не слишком лестная.

Возможно, Александр и в самом деле щедро вознаграждал своих командиров, но ведь он обязан был им телом и душой. Тем не менее относился к ним с осторожностью, вскипал от ярости из-за их расхлябанности или упрямства. Я уже упоминал, как он отреагировал на смех Полисперхонта, которому показалось забавным то, что перс упал ниц перед царем. Квинт Курций рассказывает, как «Александр взъярился: ударил полководца, бросил его на пол и приказал лежать там, как и все остальные». У начальника армейского секретариата Эвмена он попросил взаймы, и когда тот, пожадничав, дал ему скромную сумму, Александр, разгневавшись, приказал спалить палатку Эвмена. Царь устроил такой же поджог, когда двинулся в Индию, чтобы освободиться от ненужного багажа, а также продемонстрировать свою решимость завоевать новые сокровища. Александр сжег собственные повозки с сокровищами и потребовал, чтобы его соратники сделали то же самое. Управлял он ими железным кнутом. Когда, рассорившись, Гефестион и Кратер пошли друг на друга с мечами, Александр вмешался и поклялся, что если такая сцена повторится, он лично убьет первым начавшего спор. Эфипп заявляет, что Александр «был очень жестоким человеком, не ставившим ни во что человеческую жизнь». В Эктабанах летом 324 года до н. э. неожиданно скончался Гефестион, и это событие еще больше омрачило душу царя. Военачальники, которые ссорились с Гефестионом, были страшно напуганы: а вдруг Александр вне себя от горя вспомнит ночью об их ссорах с покойным фаворитом? Они соревновались друг с другом, стараясь воздать Гефестиону самые высокие почести. Эвмен – по свидетельству Плутарха – особенно усердствовал. Об этом же пишет и Квинт Курций, он добавляет, что слезы приближенного, выступавшие ему на глаза всякий раз, как он проходил мимо могилы Гефестиона, могли быть поняты «неистовым царем» превратно, а потому Пердикка вовремя вмешался и предупредил Эвмена о возможных последствиях такого поведения. Как мы увидим впоследствии, горе Александра от потери фаворита могло произрастать не только от печали, но и от гнева и подозрений. Он распял на кресте врача, лечившего Гефестиона, а такую казнь персы устраивают предателю.