тебя поцелую. Такой момент упускать нельзя…

— Это точно, — серьёзно согласилась она, закидывая руки мне на погоны.

Целовались мы сладко, но недолго. Кто нам помешал? Как мне надо называть его — по матери, по имени или и так все уже догадались?! Но начал он безукоризненно тактично…

— Войти позволите ли?

— Да входи уже. — Чуть смущённая Олёна встала с моих колен, я зачем-то отряхнул брюки и строго воззрился на нашего увальня. — Докладывай. Всё докладывай. Но в первую очередь главное: зачем тебе понадобилось арестовывать гражданку Матрёну Тарасову?

— Мне?! — ахнул он, театрально схватившись за сердце.

— Митя, не ломай комедию.

— Да вот вам крест! — Он рухнул на колени и затараторил с такой скоростью, что перебить его значило просто словить неопределённым глаголом в лоб. Я не рискнул. — Как иду я, молодец, вдоль базарчика. Вдоль базарчику иду, мимо лавочек. На товары не смотрю, чё не видел-то? А ищу себе свищу приключеньица! На головушку ищу на бедовую да на заднюю на часть нефронтальную. Чую, запах предо мной подозрительный, он идёт себе душком из бочоночка. А в бочонке том лежит да капусточка! Не простая, ай-люли, а с брусничкою! Ну и как не навести тут ревизию? Нешто мимо прошагать, не попробовать? Дык куды ж засунуть честь милицейскую, если даже хоть чуть-чуть не попробовать?! Застыдило бы меня всё начальствие, отвернулись б от меня други верные, растерял бы я навек уважение и ушёл бы в монастырь всё замаливать… Но, однако ж, был там страх, всеми ведомый, злобной тёткою на всех огрызаючись! А не к ночи имя ей будь помянуто… Змей Горынычем сидит над капустою. «Пошёл вон! — мне говорит, не стесняется. — А ревизию засунь в место тёмное!» Не стерпел я, молодец, униженьица…

Короче, он опять лез немытыми граблями в квашеную капусту тётки Матрёны. Она подняла хай, бабы в очередной раз поддержали, и наш недоумок не придумал ничего умнее, как цапнуть начатый бочонок и бежать. Естественно, продавщицы кинулись за ним, благо до отделения недалеко. Ну и за нашими воротами Митенька осмелел, при поддержке еремеевцев намереваясь изобразить мне свой беспардонный поступок как арест изготовительницы на продажу недоброкачественной пищевой продукций с конфискацией содержимого бочонка в качестве вещественного доказательства. И кстати, он во всём прав! Типа я же сам могу лично засвидетельствовать, что ночью его скрутило и припёрло, а такое могло произойти лишь по причине некондиционного товара. Стало быть, казнить его не за что, а вот наградить надобно.

Олёна к концу рассказа уже хохотала в углу как ненормальная. Судя по всему, она думает, что у нас тут каждый день так весело. К этому времени в горницу вошла нахмурившаяся бабка, и Митяй быстренько слинял во двор в ожидании указаний по службе…

— Как результаты экспертизы? — для виду поинтересовался я, хотя почти на сто процентов знал ответ.

— Двух экспертиз, — задумчиво буркнула Яга, усаживаясь за стол. — Капусту вчерашнюю я заодно проверила. Нешто, думаете, вашу беготню ночную от меня, старой, скрыть можно? В общем, плохо дело, участковый.

— В каком смысле?

— Да ты, девка, не напрягайся. — Моя домохозяйка зыркнула на навострившую ушки Олёну. — Твоей вины нигде не отмечено. И дверь в порядке, и капуста квашеная выше всяких похвал! Всё замечательно, всё как надо, в лучшем виде всё! Непонятно только, с чего ж она вчерась не открылась и отчего у мальчонки нашего всё пузо свело.

— Случайность?

— Ага, она самая…

Браться за блокнот смысла не имело. Всё опять упирается в полное отсутствие хоть сколько-нибудь серьёзных улик. Единственная зацепка — факт смерти возчика. Мы опять вернулись к той же точке, с которой начали.

У нас было много разных дел. Среди них попадались как очень лёгкие, так и безумно непростые. Но чтобы вот так — всё шло навыворот с самого начала… Вот сейчас бы самое время сказать, что «хуже не бывает», а потом неискренне удивиться: «Ах, всё-таки бывает!» И это будет абсолютно справедливо, потому что в горницу заглянула раскрасневшаяся царица, вежливо объявила всем «гутен морген», протопала по лесенке наверх, а уже через пару минут, переодевшись и расчесавшись с похвальной армейской скоростью, она выложила передо мной лист бумаги.

— Дас ист заяфление участковому, — коротко пояснила государыня, принимая из рук моей невесты чашку чая.

Яга нервно хихикнула, закрыв лицо руками, типа она в этом шоу по старости лет уже не участвует. Меня снова оставили один на один с «проблемой». Причём с проблемой государственного масштаба…

— Читаю вслух, — зачем-то оповестил я. — Сейчас. Тут вообще-то сплошные грамматические ошибки, но… я так понимаю, писать по-русски вы ещё только-только учитесь. «Господину Ивашёву (Ивашов через „о“ пишется!) в полицейское управление (в милицейское!) от гражданки-царицы Лидии Карповны (круто звучит!) заявление»… Так, если никто не против, дальше я просто читаю, без комментариев, ошибки отдельно подчеркну потом, дома аккуратно перепишете и ещё раз к нам. Итак, «Господину Ивашову в милицейское управление от гражданки-царицы Лидии Карповны заявление. Прошу предоставить мне место в отделении в связи с уходом от мужа. Согласна на любую работу. Умею шить, вязать, стрелять из пистолетов, готовить, знаю три языка, вытираю пыль, мою пол. Жалованье — исходя из штатного расписания. Временным жильём обеспечена. Прошу удовлетворить». Дата, подпись, личная печать. И что это значит? Каким ещё «временным жильём» вы тут обеспечены?!

— Не тут, — гордо выпрямилась государыня. — Я есть жить в Немецкой слободе, а слюжить Родине здесь! Ви уже имел честь со мной бить в деле, и ви знайт, что я есть не подведу. У фас можно слюжить женщине?

— Э-э… вообще-то в отделении практически мужской коллектив.

— Герр, мутер Яга — не женщина?!

— Это единичный случай.

— А фаша нефеста Олёнушка? — с чарующей улыбкой начала загибать пальчики Лидия Адольфина. — И я знаю, как в нашем народе поговорят поговорк «Бог Троицу льюбит»! Я быть третий. Ви мне не отказать!

— Почему это?

— Потому что тогда я вся буду очень горько плакать.

Мне пришлось попросить тайм-аут на размышление и выманить бабку в сени. Олёна, утешая, гладила царицу по голове, подсовывая ей плюшку, а мы с нашей опытнейшей эксперт-криминалисткой резко провели внеплановое совещание. Митяй тоже подал пару реплик, но они были не по существу и касались скорее психотипа поведения Гороха как несостоятельного мужа, а потому записи в протокол не подлежали. В целом, если кратко, у нас получилось следующее:

— Наша Лида на пределе. Ещё чуть-чуть дожать, и вся её хвалёная нордическая крепость рухнет в слезах и истерике. Вежливо выпроводить её мы не можем, некуда ей