Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут пришли они. Братья. Бригада. Что это было на самом деле – больной бред, призраки или сон? Белову это было неважно. Главным было то, что он снова их видел. Всех вместе.
Они дружно ввалились в тесную бытовку. Кос бесцеремонно уселся прямо на постель. Пчела примостился на грубо сколоченной табуретке, Фил скромно остался стоять у двери. Все трое такие, какими он знал их все эти годы и запомнил навсегда.
Сейчас реальностью были они, причем именно такие – веселые, красивые, полные жизни. А те страшные, залитые кровью трупы с резанными и колотыми ранами были лишь ночным кошмаром, о котором не стоило вспоминать.
– Здорово, братуха! – закричал Пчела. Совсем так, как он орал, увидев Белова, когда тот вернулся из армии.
– Мы с тобой, брат! – радостно осклабился Кос. – Как ты тут без нас, не скучаешь? Вижу, развлекаешься! – Он заговорщицки подмигнул и скосил глаза на спящую Лену.
Из всех троих только Фил молчал. Наверно потому, что в последний раз они разговаривали очень давно. К тому же он всегда был молчуном. Но тут он серьезно взглянул на Александра и вдруг спросил.
– Что, Саня, хреново тебе тут одному?
Остальные тоже перестали ржать и посмотрели на Белова с печалью. И ему вдруг стало до слез, до боли жалко себя и всех остальных – друзей, маму, жену Фила. Жалко оттого, что так бестолково прожили они свои жизни, что так нелепо и преждевременно ушли в тот, иной мир. И тех, кто остался жив, тоже было жалко. Жену и сына, брошенных на произвол судьбы, Ленку с изуродованным лицом, родителей Пчелы. Да мало ли людей, кому он так или иначе испортил жизнь своим, пусть и невольным, вмешательством? А он еще бахвалился своими домами и фирмами! Перед кем? Кого обманывал? Себя или Бога?
– Мне жить не хочется, – просто и честно признался он.
Братья подошли ближе. Лица их были строги.
– Не свисти, брат. Хочешь – не хочешь – тебя никто не спрашивает. Ты живой, значит должен жить.
Белов попытался улыбнуться, хотя больше всего ему сейчас хотелось по-детски разреветься.
– Да, пока живой. Только боюсь, братья, это не надолго. Так что скоро встретимся. А пиво у вас там есть? Накрывайте поляну. Как тогда, после армии.
Фил снова нахмурился. Видно год, проведенный им в коме, между жизнью и смертью, лучше, чем остальных, подготовил его к иной жизни.
– Кончай дурака валять, Саня. Ты живой, и срока своего знать не можешь. Может, потому и живой еще, что свой путь не до конца прошел…
Белов рванулся с постели, забыв про боль.
– А вы? Разве вы свой путь прошли?!
Он не рассчитал движения и изо всех сил заехал локтем в стену. Хлипкое сооружение заходило ходуном. И в тот же миг братья исчезли, словно не стояли только что рядом, тесно обступив его постель.
– Значит, и за нас пройдешь!… – донеслось до него как будто откуда-то из неизмеримой дали…
– Саша, что с тобой? – над его кроватью застыла испуганная Лена.
– Так, ничего. Кошмар приснился, – пробормотал он.
Лена налила воды в стакан и протянула ему.
– Вот, выпей воды, – она наклонилась к Саше, вытерла ладонью пот с его лба.
– Не хочу, спасибо. – Он отвел ее руку и вдруг почувствовал ее запах.
Тот самый, давно забытый запах ее тела. Тела любимой женщины.. Это был запах его первой любви.
– Иди ко мне, – Белов потянул Лену к себе. Внезапно он ощутил небывалый прилив сил
и жажду жизни. Что ж, пока он жив, будет жить. До конца или не до конца, но он пройдет свой путь. Просто будет идти, пока сможет. Лена попыталась успокоить его.
– Что ты делаешь? Тебе же нельзя, ты больной!
– Уже можно.
Он повалил ее на себя и не почувствовал никакой боли. Наоборот, его организм, казалось ему, разрывается от избытка здоровья. Он забыл, когда последний раз ощущал такую энергию, такое желание жить…
Правда, поначалу, какое-то время, Лена сопротивлялась. И вдруг ее тоже охватило желание. Может быть, это была память тела, а может, осознание того, что все эти годы она любила Сашу, ждала его. И дождалась!
Белов почувствовал ее настроение и ответил новым приливом сил и энергии. Былое чувство хлынуло неудержимым потоком, сметая воспоминания, сомнения и ложный стыд.
Пика они достигли одновременно и, не останавливаясь, еще долго изматывали друг друга, то поднимались к вершинам счастья, то проваливались в полузабытье, пока не замерли, наконец, в полном бессилии. Потом они долго лежали неподвижно, и, казалось, не было силы, способной заставить их пошевелить хоть пальцем.
И тут в стену бытовки с грохотом ударило что-то тяжелое. Похоже – кирпич!
Следом раздался громкий голос.
– Ленка, сука! Какого хрена закрылась? Открывай, блин! Или гребаря завести успела, пока я у мусоров на киче парился?
Белов вопросительно посмотрел на Лену. Та была ни жива, ни мертва.
– Это Бакен, – прошептала она посеревшими от страха губами. – Я же тебе говорила. Его из милиции после пятнадцати суток выпустили. Не открывай.
Белов скептически улыбнулся. Встал с постели и без лишней спешки оделся.
– Да? Не открывать? – спросил он с легкой насмешкой. – Думаешь, он пошумит и уйдет? А, по-моему, он скорее подожжет нас вместе с этой халупой. Так что лучше открой.
Лена поднялась с постели, накинула на себя платье, служившее ей домашним халатом, и застыла в растерянности.
– Может, не надо? Бакен здесь вроде рэкетира. Не стоит с ним связываться.
– Открывай! – сказал Белов тоном, не терпящим возражений. – И отойди в сторону.
Лена откинула засов и прижалась к стене. Дверь распахнулась, с улицы пахнуло ночным холодом, издалека ветер донес запах дыма. В дверном проеме возник темный силуэт Бакена… Он постоял секунду, привыкая к полумраку бытовки, и радостно осклабился, увидев сидящего на постели человека,
– Гадом буду, как знал! Не успел мужик на