в Саронийском заливе), как был окружен грозными исполнителями императорских приказов. Он закололся собственным мечом, пробормотав: « И поделом мне это!» Был ли этот возглас, — спрашивает Дюрюи, — предсмертным сожалением, что Корбулон служил такому дрянному человеку, или что он не успел низвергнуть Нерона?" Дион Кассий (LXII, 19) говорит, что множество людей готовы были провозгласить Корбулона императором, а, по известию Светония (Nero, 36), Анний Винициан, зять Корбулона, был главой аристократического заговора, открытого в Бенезенте, когда Нерон гостил на играх у шута своего Ватиния. «Но следует сознаться, что мы ничего точного не знаем ни о заговоре Вини- циана, ни о том, в каком соотношении мог он стоять к смерти Корбулона» (Дюрюи). Таким образом, видя опалу и смерть лучших из своей среды, генералы Нерона — все — чувствовали себя в опасности; и некоторые, как Гальба, сами приготовлялись к гибели, как к жребию неизбежному и близкому.

Таким образом, Дюрюи представляет Нерона в положении нашего Ивана Грозного, как изобразил его гр. А.К. Толстой в трагедии своей, в знаменитой сцене со Схимником.

Иоанн.

...Престол мой

Шатается; враги со всех сторон

Меня теснят.

Схимник.

Пошли навстречу им

Твоих вождей. Довольно у тебя

Есть воевод. Они тебе привыкли

Языцей покорять.

Иоанн.

Святой отец,

Вождей тех нет, которых ты знавал.

Все казнены.

Схимник.

Как? Все до одного?

Иоанн. Все, отче, — все

Схимник. Всех погубил ты?

Иоанн.

Всех.

С этим, однако, можно очень и очень спорить. Сиверс совершенно справедливо замечает, что Нерону было далеко до такой бедности людьми — именно в провинциях. Вглядываясь в руководителей провинциального управления в эпоху Нерона, никак нельзя усмотреть в их составе центральной тенденции сажать на генерал-губернаторские посты людей ничтожных, которые, по бездарности, бесхарактерности и безволию, годятся только в пешки, движимые из центра. Вот список генерал-губернаторов Нерона во второй половине 60-х годов, когда разразилось восстание Отона.

Лузитания: M. Сальвий Отон.

Испания Tarraconensis: Сервий Сульпиций Гальба.

Аквитания: имя наместника неизвестно;

но он остался верен Нерону. (Suet. Galba. 9.)

Верхняя Германия: Люций Вергиний Руф.

Нижняя Германия: Фонтей Капитон.

Британия: Требеллий Максим.

Паннония: Т. Ампий Флавиан.

Далмация: Поппей Сабин.

Мезия: Апоний Сатурний.

Африка: Клодий Мацер.

Египет: Тиберий Александр.

Сирия: Муциан.

Главнокомандующий действующей армии на театре Иудейской войны: Веспасиан.

Если исключить из этого списка жалкую фигуру Требеллия Максима, презираемого своими собственными солдатами, в Британии и сомнительную личность Фонтея Капитона в Нижней Германии, то провинциальный административный персонал при Нероне, напротив, оказывается весьма блестящим. Отон, Гальба, Вергиний Руф, Клодий Мацер, Тиберий Александр, Муциан — все эти люди оставили более или менее глубокий след в истории своей эпохи, говорящий у одних — о таланте, у других — о порядочности и добросовестности, у третьих — об энергическом авантюризме, который, как бы его ни судить, выводит человека из дюжины. В этом списке троим суждено было сделаться императорами (Отону, Гальбе и Веспасиану), одному — основать династию (Веспасиану), а двое почли себя выше соблазнов императорского сана и уступили другим величие, которое смело могли удержать для себя (Вергиний Руф и, в особенности, Муциан).

Hic situs est Rufus, pulso qui Vindice quondam

Imperium asseruit non sibi, sed patriae...

(Здесь лежит тот самый Руф, который некогда, разбивши Виндекса, упрочил империю, но не для себя, а для отечества.)

Такую надпись приказал вырезать первый из них на своей гробнице.

Уже то обстоятельство, что губернаторы имели в последовавших смутах свои провинции за себя, а не против себя, доказывает, что выбор их был хорош, и они пользовались среди населения уважением и авторитетом, которые утверждались и системой Нерона держать генерал-губернаторов в областях их возможно долгие сроки. Так, Отон правил Лузитанией 10 лет, Гальба Испанией 8.

Армянская война, страшно несчастная вначале, покуда главнокомандующим не был назначен Корбулон, кончилась победой, но — обошлась дороже всякого поражения. Это странная война, после которой контрибуцию взяли побежденные с победителей. Путешествие Тиридата Армянского в Рим, на поклон Нерону со свитой в 3000 парфянских всадников, не считая римского эскорта, обходилось государству в 800.000 сестерциев (80.000 рублей) в день. Города Азии, Фракии и Иллирии, вошедшие в маршрут этого шествия, были совершенно разорены приемом высокого армянского гостя. В Риме он был принят с роскошью, превосходящей всякое описание, как только Нерон умел быть роскошным. Сооружались мраморные здания, золотились целые театры, — все делалось, чтобы ошеломить варваров зрелищем Рима, как жилища народа богов. Варвары, может быть, и ошеломились, но — надо думать, что армяне в арифметике, и в старину, не были плохи и умели сосчитать, что девятимесячное путешествие их обошлось государству в двести миллионов сестерциев чистыми деньгами, что едва ли не в такую же сумму обошелся их прием городам и Риму, а, отбывая восвояси, Тиридат получил от императора подарок в 100 миллионов сестерциев, как считает Светоний, или в 50 миллионов драхм, как считает Дион Кассий. Такими чудовищными расходами было оплачено удовольствие правителя принять от народа титул «императора», вознести на Капитолий лавровую ветвь и запереть эрам умиротворенного Януса, стоявший открытым со времен Августа.

Государством управлял артист, человек менее всего военный, чуждавшийся армии, избегавший командовать даже на парадах, не решавшийся крикнуть — «здорово, ребята» — из боязни охрипнуть. Из всех военных сил своего государства он знал сколько-нибудь лишь преторианцев да, пожалуй, моряков Мизенского флота. Не только Тиберий, который сам был талантливым полководцем, но даже Калигула, даже Клавдий превосходили Нерона в знакомстве с провинциальными армиями, потому что он, за исключением греческих своих гастролей, никогда не выезжал из Италии. Он верил в свою гвардию и имел основание верить. Она посадила его на трон, была крепка в суеверной привязанности к фамилии Юлиев-Клавдиев и, сперва в руках строгого и умного Бурра, потом в руках Тигеллина, всецело заинтересованного в крепости Неронова режима, падение которого было бы погибелью для него самого, была вышколена в верности династии и преданности правительству, задарена, избалована. Но армии в провинциях терпели нужду, не получали жалованья, денежные награды обещались, но не исполнялись. Во многих местностях войска должны были жить исключительно и принудительно на счет провинций, которые они занимали. Возникали злоупотребления, грабеж, летели в Рим жалобы, по которым правительство ничего не могло сделать, потому что казна была опустошена. Окраины, терпя от солдатчины, озлоблялись, а солдатчина, в свою очередь, живя впроголодь на мародерском положении, совсем неприятном и нелестном для воина, негодовала на правительство, которое нищетой своей загнало армии в такой унизительный и безвыходный тупик.

То обстоятельство, что тупик этот был проломлен