Отдернув руку, она перенесла ее на едва выступающий сосок, сдавила его пальцами. Йен вздрогнул.

— Прости, — хрипло сказал он. — Нам… мне не следовало этим заниматься. Лучше пойду за лампой.

Лора сразу поняла, что если он сейчас уйдет, то больше к ней не вернется, поэтому удержала его за руку, случайно прижав ее к своей груди.

— Лора, — простонал он.

— Не надо слов. И не останавливайся. — Прежде чем Йен успел ответить, она закрыла ему рот поцелуем.

Борьба страсти с благоразумием закончилась. Йен решил, что проницательная жена, видимо, каким-то образом догадалась о его выздоровлении и теперь хотела, просто жаждала, чтобы они на деле стали мужем и женой.

Даже в первый раз, еще будучи пылким юнцом, Йен не волновался так, как сейчас. Податливость Лоры, ее ответная реакция на ласки были чудом, которого он не мог себе вообразить. И как все, что считается потерянным навсегда, его неожиданно вернувшееся желание стало для него бесценным подарком.

Но сегодня нужно думать не только о своей страсти, он обязан преподать Лоре первый, очень важный для нее урок в искусстве любви, пробудить в ней ответную страсть.

Йен медленно, с особой нежностью целовал ее щеки, рот, впадинку под подбородком. Потом распустил ее волосы, жадно вдыхая чистый цветочный аромат. Его рука все еще лежала на груди жены, и он ласково сдавил ее, взял губами затвердевший сосок.

Лора вздрогнула от желания, а он уже расстегивал многочисленные пуговицы ее ночной рубашки, целовал выпущенные на свободу груди и впадинку между ними. Ему очень хотелось видеть сейчас лицо женщины, которая лишь чудом стала его женой. Но это подождет, в данный момент темнота — его союзник, она позволяет Лоре без стыда отзываться на его ласки, чего, возможно, она не позволила бы себе при свете.

Охваченный возбуждением, Йен погладил ее по животу, бедрам, положил руку на холмик, поднял мешавшую ему ночную рубашку и начал ласкать внутреннюю сторону бедер. Ее ноги раскрылись так же естественно, как раскрываются лепестки цветка навстречу солнцу.

О Господи, он уже забыл, какая радость доставлять удовольствие женщине, или просто не осмеливался вспоминать. Йен припал к губам жены, а его пальцы продолжали исследовать интимное место, он старался понять, что доставляет ей большое удовольствие.

Лора не понимала, что с ней происходит, отчего ей так хорошо и страшно. Она бы сейчас убежала, исчезла навсегда, если бы Йен не придавил ее всем телом к кровати. К тому же она не могла его остановить. Даже будь у нее такое желание.

Внезапно ее охватила невероятная слабость, но после недолгой остановки пальцы Йена проникли в глубину до того места, названия которого она не знала, а потом вместо пальцев в ней оказалось нечто горячее и твердое. Сначала Лора решила, что муж ласкает ее каким-то новым способом, и вдруг поняла. Нет, это просто невозможно. Йен не может…

Медленный сильный толчок, острая боль, и он оказался внутри. Соединение, как у тех фигур на стенах храма. Лора замерла от ужаса, но Йен снова поцеловал ее, немного сняв напряжение, и постепенно она начала расслабляться, сначала приняв вторжение, затем находя удовольствие, когда он стал продвигаться глубже.

Любопытство заставило Лору поднять бедра, чтобы сильнее ощутить его плоть. Йен застонал, потерял над собой контроль и начал двигаться, все убыстряя ритм. Наконец из его горла вырвался какой-то странный звук, и в тот же момент Лора погрузилась в блаженство.

Йен лег рядом, притянул жену к себе, стал целовать, шепча ее имя.

Сначала она просто лежала, прислушиваясь к биению его сердца, а потом вдруг спустилась на землю. Как это могло случиться? Без сомнения, Йен не лгал ей, открывая свою тайну. Значит, когда меланхолия прошла, он вновь стал мужчиной? Поэтому он в последние дни избегал делить с ней постель? Так почему же она, чувствующая желание других мужчин, не заметила изменения в собственном муже? Нет, заметила, только отнесла перемену на счет его плохого настроения. Страсть других мужчин всегда была ей неприятна, а желание Йена не доставляло никакого беспокойства. Может, потому, что она совершенно не боялась его? Да, и еще потому, что она сама хотела его.

Лора вздрогнула. Поклявшись никогда не поддаваться страсти, она проявила слабость и нарушила свою клятву. То, что она посчитала удовольствием, является прелюдией к опасности.

Страсть уподобила ее родителей диким животным. Злобные крики, постоянные угрозы: «Если ты это сделаешь, я убью тебя!» или «Я убью себя!» А разве она не копия своих родителей? Разве в Камбее, почувствовав бешеную ревность, не поняла, что способна на худшее?

А Йен? Сначала он казался ей похожим на Кеннета, но теперь она видит в нем много того, что было в ее родном отце: страсть, энергию, способность мгновенно взрываться. Йен тоже испытывал на балу жгучую ревность. Интересно, сколько бы они продержались, если бы были любовниками? Сколько времени понадобилось бы ей, чтобы свести Йена в могилу?

Лора тщетно убеждала себя отбросить эти мысли, но разум потонул в хоре голосов из прошлого, вопящих о неминуемой катастрофе.

Она обрекла на страдание себя, обрекла Йена. Что теперь делать? Господи, что она может сделать?

Лора пошла вдоль стены, пока не нащупала дверь. Снаружи лил дождь, зато воздух был свежим и чистым после душной темной комнаты, где она потеряла свой хваленый здравый смысл. Лора подняла к небу лицо, и холодные тяжелые капли смешались с ее горькими слезами. Она снова вспомнила кровь на стене, только это уже была кровь Йена. Господи, спаси и помилуй, не дай взять грех на душу.

Йен уснул счастливым, а проснулся от дурного предчувствия. Входная дверь хлопала, раскачивалась на петлях, впуская в комнату сырой холодный ветер.

Инстинкт, который не раз спасал ему жизнь, заставил его соскочить с кровати.

— Лора?

Ответа не последовало. Йен нашарил спички, и слабый огонек подтвердил то, что он уже знал: жены в комнате не было.

Тихо ругаясь, он зажег лампу. Одежда Лоры аккуратно лежала на своем месте. Похоже, она ушла босая, в одной ночной рубашке.

Йен торопливо оделся, выскочил на улицу и побежал по раскисшей земле к тамариндовой роще. Он проспал совсем недолго — значит, Лора не могла уйти далеко.

Йен не сразу заметил жену среди деревьев, поскольку ее белая ночная рубашка стала мокрой и грязной. Ухватившись руками за ствол, Лора вытянула пораненную ногу и тихо плакала.

Боже милосердный, что он наделал? Просто не сдержал обещание и в страсти, похоже, разрушил свой брак и потерял жену.

Йен упал перед ней на колени.

— Лора… ты слышишь меня? — Он оторвал ее от дерева, подхватил на руки.

— Не трогай меня! Не трогай меня! — повторяла Лора.

— Я вынужден, поскольку ты не в состоянии идти, — спокойно произнес Йен. — Не могу же я оставить тебя здесь одну.