— А ты говоришь, батя, — ухмыльнулся я Георгичу, — что сроков не ставишь. А срок то есть. Теперь я хотя бы знать буду, к какому сроку желательно всё это закончить. Конечно, справимся. — Ответил я Олегу. — Ладно, друзья, я на посадку. А то, вон, следующая партия ждёт отлёта первой тройки.

— Ни пуха, Хват. — Напутствовал меня Георгич, пожимая на прощание руку.

— К чёрту, батя. — Ответил я и побежал в вертушку.

Чтобы переправить наш полк, понадобилось 40 вертушек МИ-26. Тройка заходила на посадку, другая подлетающая тройка зависала, и ждала отлёта первой. И так далее, как по конвейеру. Посадка много времени не занимала. Садилась вертушка, открывалась аппарель для посадки, быстренько забегали два взвода, аппарель закрывалась, и вертушка взлетала. Всего на посадку уходило минуты три, это вместе со временем открытия и закрытия аппарели. Так что, чуть больше чем за полчаса, весь полк был в воздухе. Перелёт до Севастополя ничем особенным не запомнился. Только один раз садились на дозаправку в Воронеже. Вертушку при этом не покидали. Бойцы спали, я тоже беззастенчиво дрых.

Дальше было приземление в районе порта, выгрузка и погрузка на БДК. Здесь было два БДК из бывшего 4 флота США. На один из этих БДК погрузились мы, на другой полк морской пехоты Черноморского Флота. БДК этот был довольно вместительный. На наш корабль поместилось бы ещё столько же человек, как наш полк, но у морпехов полк был побольше нашего, и им бы места всё равно не хватило, поэтому их разместили во втором десантном корабле. Зато у нас, всё свободное пространство заняли боеприпасами. Их никогда не бывает много. Бывает очень мало, мало, или мало, но больше не унести. А так, разместились с комфортом. Черноморцы тоже уже погрузились, и сейчас грузили танки на три транспортных военных корабля. Броневую технику для нас загрузили ранее, на наш БДК, и на БДК Черноморцев. Как только погрузка была закончена, тут же были отданы швартовы, и наш конвой направился в путь, нести справедливость в дикие страны. Раньше они несли свою демократию, как они её видели, в страны, даже если эта страна не хотела этого, теперь наша очередь нести справедливость к ним.

Как только корабли отчалили, на пирс прорвались люди, до этого их не пропускало оцепление, и принялись размахивать руками. Женщины и девушки махали платочками, провожая своих мужей, женихов и братьев из Черноморской Морской Пехоты, мужики размахивали в след двумя руками. Страна провожала на войну своих защитников. Когда последний корабль отошёл от пирса на сто метров, неожиданно все корабли одновременно дали длинный, протяжный гудок. Это было как незримая черта, которая только что была пройдена, и дорога к победе лежала за этой чертой. Теперь только вперёд.

По словам моряков, до Луизианы идти придётся дней десять. Если бы на наших БДК, то и все две недели. Наши БДК, по сравнению с американскими, в скорости уступают. Да и во вместимости тоже. На наши БДК, больше батальона, хрен разместишь, и то, трёх ротного состава. Не воевали мы на море, и войны захватнические не вели, от того и флот у нас такой маленький. Кроме того, пока мы воевали с Германией, США клепали свой флот за наши деньги. У нас что ни век, то война, а то и парочка войн, у них же ни одной войны не было на их территории. Гражданскую войну не будем считать. Это когда Север с Югом воевали. Тогда Россия поддержала Север, и может быть, именно это послужило тому, что Юг потерпел поражение. Ну как же, Север вёл борьбу против рабства, как же было их не поддержать? Россия рабства не приемлет. А то, что Север в итоге всё равно использовал негров как рабов, платя им гроши, лишь бы ноги не протянули и, не допуская в своё общество на равных, и всячески ограничивая их в правах, так это не рабство. Это демократия такая. По факту оказалось, что на Юге было более справедливое общество. Рабство там уже отмирало как явление, но были те, кому было это не приемлемо. Просто им никто не рассказывал, как можно вести дела и процветать при этом, не используя рабский труд. Если бы тогда Россия не вмешалась, то и США бы тогда не возникло. Впрочем, вот сейчас эти недостатки мы и идём устранять.

После того, как мы разместились, всем офицерам, пришло приглашение по громкоговорителю от командира корабля, капитана первого ранга, Верещагина Александра Михайловича, посетить кают компанию. Проходящий мимо матрос, проводил нас до кают компании. Там он нас и встретил. Высокий, плотного телосложения, в возрасте, приблизительно, пятидесяти лет, с уверенным и твёрдым взглядом голубых глаз. Держал он нас не долго, минут пятнадцать всего. Разъяснил правила поведения на корабле, попросил разъяснить всё это подчинённым. Корабль боевой, а мы всё-таки, не морская пехота. Очень просил, разъяснить бойцам, что находиться можно только в отведённых для этого местах. По завершению инструктажа, сказал, что для нашего подразделения уже готов обед, и нас ждут. Очень вовремя. А то этот вертолёт все кишки вытряс. А мы кроме завтрака так ничего и не ели. Можно было, конечно, воспользоваться сух пайком, но команды для этого не было дано, а бойцы у нас дисциплинированные. Без разрешения не вскроют сухпай.

После обеда, был произведён инструктаж командованием, налажено дежурство в кубриках и на жилых палубах, и народ был направлен заниматься своими делами. А то, как же, мы, чай, военное подразделение, и уборщиц тут нет. Сами, всё сами. Я направился в свой кубрик, нужно добрать время на сон. Хоть и покемарил в вертолёте, но там, какой сон? Шум, тряска, вонь сгоревшего топлива. Никакого комфорта. В кубрике мы разместились с Кречетом, Ребусом и Глазом. Делать было нечего, парни тоже решили отдохнуть до ужина. На том и порешили.

Так мы и шли. То спали у себя в кубрике, то занимались на верхней палубе с бойцами. Там нам разрешили находиться, но не всей толпой. Хотя бы побатальонно. Наши спарринги произвели на матросов неизгладимые впечатления. Таких скоростей они нигде не видели. Да что скоростей, они бойцов во время спарринга не видели, вихрь какой-то, а потом боец на палубе. Спарринги проводили в полу контакте, но броски никто не запрещал, поэтому, нет-нет, но кто-нибудь оказывался на палубе ничком.

Ничего интересного за время пути нам не встретилось. Мы не видели ни одного корабля на горизонте. Может быть, специально был выбран